Мастер Наковальня нес светильник, и что-то шептал на тайном языке Кузнецов. Братья громко топали и держали руки на рукоятках мечей. А Казуар плелся, втянув голову в плечи, словно боялся, что своды туннеля рухнут ему на макушку, и зажимал нос кружевным платочком с королевским гербом.
Наконец, в конце штольни забрезжил дневной свет. Неожиданно для остальных Казуар вырвался вперед и, часто перебирая ногами, побежал к выходу. На самом выходе он запнулся о камень, грохнулся навзничь, выронил платок и, не поднимаясь, на четвереньках выбрался наружу.
Держа марку, Сеченый и Резаный плечом к плечу вышли из штольни последними. Пирры радостными криками приветствовали вернувшихся вожаков, и никто из них уже не вспомнил, что братья-атаманы первыми позорно бежали от Горной Девы.
Неожиданно из штольни повалил дым.
– Жертва принята. Завтра можно приступать к работе, – сказал Мастер Наковальня, гася светильник.
– Эй, да у меня же платок там! – вспомнил Казуар, отряхивающий колени, и кинулся к штольне.
– Стой, дурак! – крикнул Мастер Горн, впрочем, негромко и ненастойчиво.
Казуар не обратил на предупреждение внимания, вбежал в клубы дыма. Затем дернулся и резко отскочил назад. Секунду он стоял неподвижно. Потом, заваливаясь набок, упал.
– Оттащите эту королевскую падаль в Башню, может, очухается! – скомандовал Резаный. – Запереть всех в большую пещеру! Старика суньте в круглую, к принцессе. К штольне не подходить! ВСЕ!!!
Пирры засуетились, выполняя приказы. Двое надзирателей как куль муки оттащили весело смеющегося Мастера Халиба в круглую пещеру.
– Совсем спятил старик! – сказал один, закрывая замок. – Спорим, что не доживет до утра?
– На что спорим? – заинтересовался второй.
– Мой пояс против твоего кинжала! – предложил первый.
– Согласен! – ударил по подставленной руке второй. – Ты проиграл, кинжал мой! Он протянет еще денька два!
– Посмотрим! – ухмыльнулся первый.
Внук Мастера Халиба спокойно сидел у влажной стены, смотрел в темноту и слушал тишину.
Тишина была живой: изредка шлепались со свода капли, слышалось легкое потрескивание, шорохи. Гора только казалась неподвижной – она жила своей загадочной жизнью.
Где-то далеко зародился звук легких шагов. Шаги приближались. Внук Мастера Халиба даже не пошевелился.
Вслед за звуком появился свет…
– Я так не играю! – обиженно сказал Затычка, появившись в начале рассечки и глядя на связанного мальчишку. За ним шел Шустрик.
– Если бы я был жертвой, я бы трясся от страха! Почему ты не боишься?! – накинулся Затычка на пленника.
Внук Мастера Халиба весело рассмеялся.
– Я же не такой дурак, как ты! – отрезал он. – Зачем Горной Деве человеческая жертва? Исстари мы даруем огонь, воду и пищу Хранительнице и оставляем самый красивый самородок, кусок породы или кристалл из тех, что добыли. У Девы Гор, наверное, своих забот хватает и без принесенных в жертву людей!
– Ну, ты прямо как свой дед рассуждаешь! – заметил Затычка, развязывая веревку. – И, вообще-то, сам дурак! Как еще, скажи на милость, можно было вывести тебя из Серой Башни, кроме как принести в жертву? Предупредить тебя мы не смогли, но Мастер Халиб сказал, что ты не подведешь.
– Конечно! Он же знал, что я сразу пойму, в чем дело. Человеческая жертва Деве Гор, надо же придумать такое! – внук Мастера Халиба засмеялся еще звонче.
– Кончай заливаться! – буркнул Затычка. – Его спасают, а он гогочет! Знакомься: это Шустрик, а меня зовут Затычка.
– Я – Пробой! – паренек вскочил на ноги и поклонился данюшкам. – Благодарю за спасение!
– Пойдем, Мастер Халиб ждет! – Шустрик осмотрел ноги Пробоя. – Да-а, босиком ты много не набегаешь. Хорошо, что Мухомор дал нам запасные башмаки, как в воду глядел. Мои тебе как раз в пору будут.
– А как вам удалось запудрить пиррам мозги? – с любопытством спросил Пробой, шагая за Затычкой. – Первый раз я видел их такими напуганными.
– Это все моя гениальная стратегия! – похвастался Затычка. – Я придумал, что их можно напугать Горной Девой. А Мастер Халиб дал порошок, делающий дым и порошок, от которого пламя краснеет. Оказывается, в Серой Башне такие залежи полезных вещей, о которых пирры и понятия не имеют! Видел бы ты, как светильники в нужный момент вспыхнули красным заревом, и дым повалили из всех щелей. Я в принцессином платье перед ними прошелся, так у них волосы дыбом встали! Правда, постоянно на него наступал, чуть не грохнулся в конце. А еще твой дед подсказал, где в горах можно самородную серу найти – оказывается, если ее поджечь – это смертельная штука. Кто-то из них нюхнул и тюкнулся.
– Это Казуар был – сказал Шустрик. – Я его голос узнал. Только он отлежится, вот увидите. Слишком мало в дыму постоял. Скажи, Пробой, что твое имя означает? Похоже на прибой.
– Нет, это совсем не то! – охотно ответил внук Мастера Халиба. – Пробой – такой молоток, но не с тупым концом, как обычные, для забивания гвоздей, а с заостренным. Им дырки в железе пробивают. У Кузнецов все имена такие – Молот, Горн, Пробой. Ну и тайное имя есть, конечно.
– И у нас так же! – удивился совпадению Затычка. – Только и тайное, и взрослое имя после Посвящения дают, а пока с детскими прозвищами бегаем.
– Нет, имя у нас сразу, – сказал Пробой. – А на Посвящении только тайное имя. Но у нас Посвящение очень рано проходит. Кузнечное ремесло быстро делает взрослыми.
– А ты можешь ковать? Сам? – загорелись глаза у Затычки. – И кинжал скуешь?
– Конечно, могу! – улыбнулся Пробой. – Это для деда я до сих пор маленький, а ведь мне уже десять Зим. Если мы выберемся, я выкую вам такие кинжалы, что вы ахнете! Может хоть это деда убедит… – добавил он уже не так уверенно.
– Теперь сюда! – Затычка указал на узкий проход. – Мы тут все излазили за несколько ночей. Эти ходы, оказывается, сделаны не просто так, а ведут к пещерам. Только очень узко, особенно на входах и выходах. В некоторые даже я с трудом пролажу. А знаешь, Пробой, я вот раньше твердо знал, что быть Гонцом – самое лучшее занятие в мире, ничто с ним не сравнится. А теперь все думаю… Кузнецы, оказывается, тоже таким шикарным ремеслом владеют, металл себе подчиняют… А мне кинжала не в жизнь не выковать… И пирра в схватке не победить… Ты понимаешь, о чем я? Я-то сам толком не пойму…
– Я тебя понял! – сказал Пробой. – В каждом ремесле есть свои хорошие и плохие стороны, это только со стороны все кажется гладким. Я, например, всегда завидовал Гонцам: они бывают в разных городах, знают все новости, видят мир. А я не смогу пробежать даже вокруг Аквилона. Наверное, всякое ремесло что-то дает и что-то отнимает. Но, зато, я могу сделать тебе кинжал, а ты принесешь мне из соседней страны привет от друга, и оба мы будем довольны.
– И необязательно с пирром в рукопашную вступать! – добавил Шустрик. – Смешной ты, Затычка! Ты же сегодня их уже победил. Головой. Значит, не последний человек на земле.
– И то, правда! – вздохнул Затычка.
Они прошли по узкому ходу до конца и уперлись в каменный монолит. Но Шустрик несильно толкнул ладонями стену и громадный кусок, оказавшийся искусно пригнанным блоком, повернулся вокруг оси, открыв доступ в круглую пещеру.
Их ждали.
Мастер Халиб кинулся к внуку, обнял его и дрожащей рукой стал гладить по голове. По лицу его катились слезы. Пробой сначала смутился и застеснялся перед новыми друзьями, но когда заметил, что те совсем не смотрят в его сторону, а о чем-то говорят с принцессой и Полосатиком, то успокоился и тоже изо всех сил прильнул к деду.
– Жива еще справедливость на свете! – сказал Мастер Халиб, с трудом отрываясь от внука. – Сегодня я помолодел на четверть века!
