– А почему ты не посмотришь мой подарок?
Варвара открыла коробочку.
– Ой, часики! Я видела такие в магазине у Михаэля.
Андрей взял часы, одел на левую руку девушки.
– Спасибо! – Она поцеловала его в гладко выбритую щеку. Скоморохов поднес тыльную сторону её ладони к губам, поцеловал маленький шрам рядом с указательным пальцем. Варя улыбнулась, тихо сказала:
– Они будут для меня самым дорогим подарком на всю жизнь.
На лице Скоморохова появилось довольство, но оно тут же сменилось грустью. Он погладил ладонью шелковистые волосы Варвары, дрогнувшим голосом произнес:
– Мне надо идти.
Варвара прижалась к его груди.
– Я не хочу, чтобы мы расставались.
– Я тоже. Но служба есть служба.
Варвара поднялась на цыпочки, быстро поцеловала его в губы.
– Береги себя! Я тебя люблю!
– И я.
Скоморохов наклонился, коснулся губами её шеи, затем щеки. Они снова слились в поцелуе.
Андрей первым оторвался от Варвары и, не оборачиваясь, зашагал по ночной улице.
* * *Раннее утро 22-го июня встретило Скоморохова и Бондаренко во дворе штаба погранотряда. Отъезд в долгий ящик не откладывали, знали, что они нужны на заставе. К тому же настораживали выстрелы, доносившиеся со стороны реки Сан. Означали они начало боевых действий или это было очередной провокацией со стороны Германии, пограничникам было неизвестно. Вскоре выстрелы прекратились, но Скоморохов медлить не собирался. Сумрак еще только начал рассеиваться, а лошади уже тащили повозку по улицам полусонного Перемышля. Они были на окраине города, когда до них донеслись глухие звуки разрывов, с каждой минутой они становились чаще и громче. Бондаренко остановил повозку, посмотрел на Андрея Скоморохова непонимающим взглядом:
– Товарищ младший лейтенант, це що таке, провокация?!
Андрей молчал, он, не отрываясь, смотрел, как всполохи взрывов озаряют улицы города. В нескольких местах в небо вскинулись языки пламени, вверх поползли столбы черного дыма. А ведь там оставались семья Ковальчука и Варя.
С запада послышался гул моторов. Он нарастал. В светлеющем предрассветном небе, подобные черным хищным птицам, появились силуэты самолетов. Десятки немецких бомбардировщиков и истребителей волнами медленно летели на восток. Скоморохов оторвал взгляд от пугающего зрелища, сглотнул слюну, хрипло выдавил:
– Это война.
Словно подтверждая его слова, со стороны реки снова раздались многочисленные выстрелы и треск пулеметов. Бондаренко вопросительно посмотрел на командира.
– Що нам тепер робити?
– Выполнять приказ. Надо быстрее добраться до заставы.
Бондаренко дернул вожжи, лошади, убыстряя бег, потащили повозку по дороге.
* * *До заставы добраться не удалось. К полудню захромала одна из лошадей. Бондаренко остановил повозку на поросшем лесом взгорке, осмотрел правую переднюю ногу животного.
– Ось бида, до застави трохи залишилось.
Скоморохов с тревогой посмотрел в сторону холма, за которым находилась застава. Оттуда слышался шум боя. Доносился он и от соседней заставы. Идут ли бои только на этом участке или на протяженности всей государственной границы, он не знал. Бондаренко попытался его успокоить:
– Ничого, не хвилюйтеся, товарищ младший лейтенант, доедемо.
Бондаренко сел в повозку. Скоморохов остановил:
– Постой!
Бондаренко услышал треск мотоцикла и увидел, что взгляд командира устремлен вниз, в сторону луга, который пересекала дорога, ведущая к заставе. Только теперь он заметил всадника в зеленой пограничной фуражке. Всадник выскочил из леса на склоне противоположного холма и стремился к дороге. Его преследовал мотоцикл с коляской, в котором сидели солдаты в германской, мышиного цвета, форме. Мотоцикл кидало на кочках, замедляя скорость, а потому расстояние между всадником и его преследователями увеличивалось. Пограничник добрался до обочины, ему оставалось преодолеть небольшой участок дороги и скрыться в лесу, где стояла повозка, но в это время раздалось два выстрела. Каурая лошадь споткнулась, упала на передние ноги, завалилась на бок. Всадник успел спрыгнуть, но повалился на землю. Фуражка слетела с его головы. Скоморохов разглядел коротко стриженные волосы. Пограничник вскочил, побежал по дороге к лесу. Бондаренко воскликнул:
– Товарищ младший лейтенант, так то ж наш Чухнин.
Скоморохов присмотрелся. Сомнений не было – это был красноармеец первогодок Степан Чухнин. Андрей махнул рукой в сторону зарослей.
– Быстро! Повозку в лес!
Когда Павел Бондаренко исполнил приказание, Скоморохов спрятался за ствол дерева у дороги, скомандовал:
– Оружие к бою! Ты берешь немца в люльке, я остальных. Огонь по моей команде.
Бондаренко снял винтовку, присел на колено рядом с густым разлапистым кустом, в шаге от дерева, за которым притаился Андрей.
Чухнину оставалось не более дюжины шагов до леса, когда мотоцикл выехал на дорогу. Немец в люльке выстрелил из винтовки. Пуля прошла мимо. Второй выстрел оказался удачным. Степан Чухнин остановился, схватился за правую ногу. Пуля угодила в бедро. Павел Бондаренко прицелился, приготовился нажать курок. Скоморохов остановил:
– Погоди, рано. Я могу их из револьвера не достать. Надо бить наверняка.
Мотоцикл приближался, теперь немцев и Чухнина разделяло не более тридцати метров, а до леса оставалось еще не менее пяти шагов. Понимая тщетность попыток оторваться от преследователей, Чухнин сел на дорогу, ожидая своей участи. Мотоцикл остановился рядом. Из люльки вылез долговязый немец в пилотке. Скоморохов видел из-за дерева его вытянутое покрытое веснушками лицо с холодными светло-серыми глазами. Он подошел к Чухнину, что-то сказал по-немецки. Немцы на мотоцикле рассмеялись. Чухнин с ненавистью посмотрел на длиннолицего.
– Смейтесь, сволочи, мы еще вам покажем!
Немец сплюнул, презрительно посмотрел на пограничника.
– Швайне.
– Сам ты швайне. – Чухнин попытался встать, но удар ногой в лицо бросил его на землю.
Самохвалов скомандовал:
– Огонь!
Немец в пилотке попытался ударить Чухнина прикладом в голову, но выстрел Бондаренко прекратил избиение. Долговязый рухнул рядом с Чухниным. Следом, сраженный револьверной пулей, уткнулся в руль водитель мотоцикла. Немец на заднем сиденье схватился за автомат, но меткий выстрел настиг и его. Из зарослей выбежали Скоморохов и Бондаренко.
Чухнин удивленно посмотрел на сослуживцев.
– Вы?
– А то хто ж! – Бондаренко подошел к убитым немцам. – Як вы их, товарищ младший лейтенант, оби два у голову. А в мене руки затряслися, перший раз в людину стриляв. Думав, промахнуся.
Скоморохов бросил:
– Пройдет. Первый раз у многих такое бывает. Убери немцев в лес, возьми у них документы, оружие. Потом ко мне, поможешь перевязать. – Андрей повернулся к Чухнину: – Показывай, куда ранило.
Степан убрал окровавленную ладонь от бедра. Скоморохов присел на колени, осмотрел рану.
– Ничего, мы сейчас тебя перевяжем, а ты докладывай, как здесь оказался.
– Меня лейтенант Ковальчук послал, за подкреплением. Связь с отрядом и комендатурой к ночи наладили, а утром немцы напали, внезапно. Сначала из пушек обстреляли. Первые снаряды в казарму попали. Потом самолеты… – Степан застонал.
– Терпи. Знаю, что больно, но перевязать надо. – Скоморохов затянул узел повязки. – Рассказывай дальше.
Чухнин облизнул пересохшие губы.
– Тогда связь опять пропала. Я на посту стоял, когда обстрел начался. Кругом взрывы, огонь. К казарме прибежал, а там ребята… Половина мертвые и раненые. Кто без ноги, кто без руки, – голос Чухнина дрогнул. – Политруку Зарецкому обе ноги оторвало, а он меня про свои очки спрашивает… Так
