«Но мальчика все-таки придется завести, – поняла Лиза, просмотрев очередной «жаркий» сон с участием Джейкоба Паганеля. – Или девочку».
Лиза не знала, отчего ее пробил пот. От спиртного, горячей воды или рукоблудства, как называл это невинное занятие старшина курса Ульянов. Но если под рукой нет ни мальчика, ни девочки, да еще любовь всей твоей жизни растаяла, блин, как утренний туман, некоторые телодвижения как минимум снимают хандру. А этого, собственно, Лиза и добивалась.
* * *Несмотря на хмурое небо и мелкий надоедливый дождь, пребывание в Амстердаме явно пошло Лизе на пользу. Оказалось, что она не ошиблась, предположив, что походы по магазинам, лавкам и бутикам поднимут ей настроение. Все-таки нынешняя Лиза являлась капитаном Браге лишь отчасти. Хотя и Елизаветой Берг, скорее всего, быть перестала тоже. Однако страсть к покупкам, как к лучшему отдыху, принадлежала все-таки той еще, советской Лизе.
Итак, к вечеру третьего дня Лиза с успехом выполнила программу минимум. Она отоспалась, расслабилась под коньячок и горячий шоколад и принарядилась, накупив белья, верхней одежды и аксессуаров никак не меньше чем на три дорожных кофра, да и пара портпледов лишними, скорее всего, не окажутся. Между тем «шопинг и шоколад» медленно, но верно делали свое дело. Еще не победа, но положение, как говорил когда-то кавторанг Гаврилов, внушает робкий оптимизм. Впрочем, «действия главных сил» планировались на завтра: примерка в портновской мастерской на Кейзерграхт, магазин одежды и аксессуаров для военных и путешественников на набережной Амстеля недалеко от Маргери Грахт, и оружейная лавка в трех минутах ходьбы от Лизиного отеля. С нее Лиза и начала и, как вскоре выяснилось, в выборе не ошиблась.
– А не тяжеловата будет?
Вопрос не праздный. Этот двуствольный штуцер, сработанный в Цюрихе под франкский патрон 9,374, и в самом деле был тяжеловат. Тем не менее Лиза его удержать могла. Пробовала в Африке.
– Вообще-то да! – призналась она, оборачиваясь. – На пределе. Но я из подобного штуцера уже стреляла. В Африке.
– Охотились в Африке? – собеседница Лизы точь-в-точь соответствовала нынешней европейской моде на девушек, стриженных и одетых «под мальчика». Невысокая – она едва доставала Лизе до плеча, да и то на каблуках, – черноволосая и синеглазая. Стройная. В брючном костюме и «мужской» белой сорочке, расстегнутой до третьей пуговицы от стоячего воротника и в расстегнутом снизу доверху кардигане тонкой вязки.
– Да, охотилась, – кивнула Лиза. – В горах Атласа на львов.
– Завидую! – вздохнула женщина. – А я нигде почти не была, ни в Африке, ни в Индии, ни в Сибирском ханстве.
– Можно? – кивнула она на ружье.
– Разумеется, – и Лиза передала женщине штуцер. В тонких руках брюнетки он казался даже больше, чем был на самом деле.
– Действительно, тяжелый! И отдача, наверное, будь здоров!
Говорили они по-немецки, – как и продавцы в магазине, – и на слух Лизы язык этот являлся для женщины родным. Вот только диалект был какой-то незнакомый. Впрочем, в Германских государствах таких диалектов десятки. Все не сосчитать.
– А вы что покупаете? – Вопрос вежливости, не больше, но слово за слово, и разговор легко перешел с «курносого» кольта Detective Special под мощный девятимиллиметровый патрон Смит-и-Вессон, к которому, собственно, и примеривалась женщина, на револьверы вообще. А там уже сам собой всплыл вопрос, что лучше, пистолет или револьвер? Штуцер или карабин? И прочее, и прочее, в том же духе. В результате познакомились.
Нина Аллен оказалась американкой из Филадельфии, но немецкий действительно знала как родной, рассказав Лизе по этому случаю историю пенсильванских немцев. Ну, а что касается Лизы… О том, кто она такая, Нина, к счастью, даже не догадывалась. Так что просто Лиза. Лиза Браге из Себерии.
– В такой ситуации главное – правильно дышать! – Лиза вспомнила ночную охоту на леопарда и решила, что рассказ про пулеметчика сейчас неуместен. Если уж рассказывать, то только про зверей. Про калибры. Дальность прицельной стрельбы и отдачу. Про звуки, запахи и ощущения африканской ночи. – Мягкий вдох, плавный выдох. Понимаешь?
Дело шло к полудню. Они с Ниной уже перешли на «ты» и пили чай в кондитерской над Амстелем. За окном снова сеялся мелкий унылый дождь. Лето. Июль. Амстердам.
«Родные осины, можно сказать», – мысленно вздохнула Лиза и продолжила рассказ:
– Было тихо… Ну, то есть не совсем. Ты же понимаешь, Нина, это не пустыня, а лес у реки. Впрочем, ночью в пустыне тоже не соскучишься. Начинает остывать земля…
– Да, да! – закивала Нина. – Я читала, земля трещит!
– Камни трескаются, – согласилась Лиза.
Нина ей понравилась. Симпатичная молодая женщина, неглупая и с характером. Под мальчика не только одета, сама больше мальчик, чем девочка. Но не в смысле, грубости черт или нескладности движений, а скорее повадками, грубоватой непосредственностью, чисто мальчишечьим ходом мысли. Уж ей ли не знать, сама среди пацанов росла. Но с другой стороны, одевается Нина со вкусом, косметики на лице хоть и немного, но она есть, речь культурная, и, судя по поведению, не на улице росла.
– Потом в лесу на склоне горы заверещали шакалы! Знаешь, очень похоже на людей.
– На людей? – удивилась Нина.
– Что, никогда не видела, как взрослый бандит распугивает мелкую шпану?
– Нет.
– Тогда представь! Их несколько, и у них даже ножи есть, а он один, но большой, безжалостный и хорошо, если не со стволом. Они ему, разумеется, уступают, но гонор не задушишь! Шипят, матерятся, верещат, но все равно вынуждены отступить.
– А ты где?.. – поежившись, спросила Нина. – Ну, то есть ты сама такое видела?
Лиза видела. Вернее, видела Елизавета Браге, когда в бытность мичманом обошла вместе с другими юными офицерами все притоны Ниена, Юрьева и Пскова. Но не будешь же рассказывать обо всем этом неаппетитном свинстве девушке, воспитанной в «лучших домах Филадельфии»? А о том, что Нина происходит как раз из таких домов, Лиза уже не сомневалась. Такое не скрыть.
– Видеть не видела, но друзья рассказывали… – И она продолжила свой рассказ о ночной охоте в горах Атласа.
Ну, что сказать? Рассказ удался. Нина слушала, что называется, раскрыв рот. А Лизу несло, и всех дел было следить, чтоб не сболтнуть лишнего. Не то чтобы это был секрет, но вся прелесть остановки в Амстердаме заключалась в том, что здесь ее никто не знал. Одинокая белая женщина… небедная… самодостаточная… И кому
