Теодор поглядел на лица игроков, перекошенные от гнева, и понял.
— Они под действием Йонвы?
— Ну хоть один очнулся! Так, послушайте теперь меня. Вы все! Хоть с ваших глаз спала обманная пелена, вы все равно ссоритесь — видимо, Йонва копнул так глубоко, что затронул самое дурное в каждом… Но вы должны вспомнить: вы друзья. Думаете, друзья не совершают ошибок? Не ругаются? Чушь! Правда в том, что друзья придут на помощь, когда все остальные — с кем ты даже не ссорился — отвернутся.
Вилочка, хрустальный глаз и пружинка истерично позвякивали на груди Глашатая.
— Макабр — больше, чем просто игра. Макабр — это война. Предсказано, что именно война во время великой кометы, — Кобзарь указал на хвостатую звезду, сияющую над руинами, — станет для людей последней.
— О чем вы? — сощурилась Шныряла.
Кобзарь сжал пуговицу-сердечко под ключицей и нервно зашагал по площадке:
— Понимаете… Йонва… Он не просто хочет позабавиться… Он — ненависть… Гнев… Ярость… Единственное, чего он жаждет — уничтожить всех людей до последнего!
— Э-э… зачем? — хмыкнула Шныряла. — Шило в одном месте не дает покоя?
Кобзарь покачал головой:
— «Война видит все, но она слепа» — так говорят в Полуночи. Йонва видит столько человеческих пороков, что обезумел и не в силах расслышать за криками гнева тихий голос любви. Он не человек. Беллум возник в тот миг, когда возникли люди — это существо породили они. Война будет существовать до тех пор, пока на земле остается хоть один человек. Ему тысячи и тысячи лет — ведь кровавый след битв тянется сквозь всю историю человечества, и все это время Йонва мечтает лишь об одном: заставить людей перебить друг друга и исчезнуть самому.
— Как так?!
— Когда на земле не останется людей, не останется войн, и Беллум исчезнет. Вся его жизнь — это заточение в Ноктумгарде и попытки вырваться на свободу. Не лучшая судьба, верно? Йонва хочет прекратить свои мучения.
— Ты гляди, какой страдалец! — фыркнула Шныряла. — Ну и пусть мучится. Мне какое дело?
— Вам не повезло стать игроками Макабра. Вы — те, кто его выпустил.
— Ну, выпустили и выпустили! И чего теперь?!
— По высшему закону выпустить Йонву в людской мир может лишь человек. Как и вернуть обратно.
— Вы на что это намекаете?
Шныряла хищно надвинулась на Глашатая, и тот отшагнул, отстраняя девушку рупором:
— Говорят, больше всего шансов вернуть Йонву в тюрьму у того, кто его выпустил… А эти люди — вы. Игроки Макабра!
— Вернуть? Йонву? — Шныряла развернулась к спутникам. — Не, ну вы это слышали?
Она заорала так, что во все стороны полетела слюна:
— Слушай сюда, розовенький ты наш! Да я уже десять раз пожалела, что встряла в этот ваш Макабр! «Сыграй со Смертью», — говорили они. «Получишь приз!» — говорили они. А тут тебе и волчица огненная, и мерзопакостные тени, и карлики-людоеды… С меня довольно этой свистопляски! Я нашла то, что мне нужно, и точка. А вы если хотите плясать под эти макабровские дудки — то валяйте. Ищите-свищите своего Йонву, хоть возвращайте его, хоть рожу чистите, хоть целуйтесь с ним — мне плевать! Я иду домой!
Шныряла забросила концы платка через плечо и потопала мимо игроков к спуску с холма. Кобзарь, скривив губы, глядел ей в спину и качал головой. Он сжал пальцы на переносице и резко выдохнул. Затем схватил рупор и проорал вслед:
— ЙОНВА ЗАХОЧЕТ ВАС УБИТЬ!
Шныряла остановилась.
— Он прекрасно знает о Великом Законе! Знает, что его главная угроза — вы. Развязывая войну, Йонва постарается в первую очередь уничтожить именно вас, чтобы вы не смогли вернуть его обратно!
— Нет, ну это никогда не кончится! — круто развернувшись, прорычала Шныряла.
Кобзарь обвел взглядом Тео, Санду, Змеевика и Раду — последний сторонился, по-прежнему не зная, куда себя деть, — игроки даже не глядели на предателя. Глашатай Смерти тяжко вздохнул:
— Простите…
Кобзарь снял с головы шляпу, и его волосы затрепетали разноцветными волнами на ветру.
— Вы победили в Макабре, с достоинством выдержали испытания моей Госпожи, даже отыскали выигрыши — пусть и с помощью врага, Войны, — но отыскали, с чем я вас поздравляю. Это огромная удача! Теперь вы свободны! Но я хочу предостеречь: пока не нашелся храбрец, который обуздает это чудовище, вы — первые кандидаты на то, чтобы отправить Йонву обратно в тюрьму, — в опасности. Он попытается добраться до вас. Не сам — Йонва хоть и могущественное существо, но не может воевать с вами лично. По высшему закону Йонва не может и пальцем тронуть тех, кто его спас. Даже если вы будете стоять в шаге от него, Йонва вам ничего не сделает. Но Война будет использовать силу убеждения, лжи, гнева, чтобы дотянуться до вас чужими руками — и…
Кобзарь крутанул шляпу, и она сделала гигантский оборот, рассыпав сноп искр и «дзиньков». Музыкант поднял зелено-голубые глаза:
— Если вы разделитесь, он найдет вас поодиночке, чтобы… — Кобзарь вновь сделал жест «пуф». — Держитесь вместе! И лучше всего помогите людям победить его.
— Воевать? — спросил Змеевик.
— Воевать.
— Но…
Кобзарь перевел взгляд на Санду: бледная девушка нервно кусала губу.
— Ох, да, моя девочка… Я понимаю, что вы хотите спросить: неужто я советую вам, представительнице прекрасной половины человечества, воевать? Беззащитной, нежной, слабой девушке? Ожидаете услышать «конечно нет»? Вы ошиблись, ибо я говорю «да»!
Санда испуганно поглядела на Вика и Теодора, ища у них поддержку, но Кобзарь поспешил объяснить:
— Я не прошу вас брать в руки оружие. Но, дорогая, я действительно прошу вас воевать. Пули и мечи — пустяк. Величайшая битва происходит не на поле боя, а в сердце.
Кобзарь коснулся левой стороны груди и нервно улыбнулся, вспомнив, что у него самого-то сердца и нет. Музыкант перекинул со спины сверток с кобзой, отбросил ткань и коснулся струн. Кобза отозвалась глухим ударом сердца, а затем полилась мелодия. Долгая, тоскливая и тревожная. Предчувствие перемен. Предчувствие войны.
Зачарованные
