На счастье гонца, целый месяц стояла сухая погода. Не перепало даже грибного, слепого дождя, так что «грунтовка» оказалась в полном порядке. Иначе на столь длинный путь пришлось бы потратить не менее суток.
Пожилой милицейский сержант отбыл из дома сразу после рассвета и только к полудню добрался до нужного места. Подъехал к правлению небольшого колхоза. Потянул за старые вожжи и остановил гнедую лошадку, впряжённую в рядовую двуколку.
Шедшие мимо мальчишки остановились и с любопытством уставились на нежданного гостя. В деревне редко бывали чужие. Люди в военной форме являлись всего лишь несколько раз, и ничем хорошим их визиты не кончались.
Один раз увезли председателя, который больше никогда не вернулся назад. А в тридцать девятом забрали парней на войну с белофиннами. Хорошо, что они не попали на фронт. Служили в спокойных местах и писали, что с ними всё в полном порядке. Может, и сейчас пронесёт?
Устало вздохнув, мужчина спрыгнул на землю и оказался возле крыльца, вокруг которого росли лопухи. Стряхнул серую пыль с синей поношенной гимнастёрки и галифе, сильно выцветших от постоянной носки.
С трудом сгибая затёкшие ноги, «мильтон» поднялся по стёртым ступеням. Не постучав по толстым доскам, открыл скрипучую дверь. Глянул в тёмные сени и переступил через невысокий порог. Вошёл в небольшую избу, в которой размещалось начальство. Захлопнул деревянную створку и скрылся из вида мальчишек, застывших на ближайшей обочине.
Спустя пару минут из здания выскочили бледный бухгалтер и двое учётчиков, сидевших в тот момент в кабинете конторы. Заметили группу мальчишек, стоявших возле крыльца. Позвали к себе и послали их за околицу, на выгоны и луга, где трудились колхозники.
Затем прыснули в разные стороны и помчались вдоль пыльных просёлков в дальние части деревни. По дороге стучали во все ворота подряд. Вбегали в открытые хаты и велели всем, кто находится дома, собираться на сход. Мол, он состоится на площади и всем нужно на нём поприсутствовать. Иначе не обойтись без греха.
Спустя час все сельчане сбежались к указанной площади. Сбились в большую толпу возле местной управы и стали с тревогой ждать дурных новостей. Не успели мужики докурить самокрутки, свёрнутые из ядрёной махорки, как в окно выглянул пожилой председатель. Оглядел всех собравшихся и позвал к себе двух парней, маячивших рядом.
Они молча пожали плечами. С недоумением бросили взгляд на родителей, стоявших поблизости, и двинулись на голос смурного начальника. Поднялись на крыльцо колхозной конторы. Вошли в тёмные сени и скрылись за дверью, ведущей в избу.
Через пару минут они снова вышли на улицу. Вынесли старенький стол и две табуретки, на которых обычно сидели учётчики. Поставили шаткую мебель на землю. Проверили, как она, не сильно качается? Убедились, что всё в полном порядке, и, толком не зная, зачем это нужно, вернулись к сельчанам.
Появился седой председатель колхоза. Немного помялся и сказал севшим, каким-то надтреснутым голосом:
– Товарищи! Все вы знаете, что вчера началась война с фашистской Германией. – Он указал на незнакомого милиционера, стоявшего рядом, и тихо добавил: – Сейчас уполномоченный будет звать к себе нужных людей. Они должны подойти, взять повестку из военкомата и расписаться в её получении.
Сержант устало сел за обшарпанный стол. Достал из планшета пачку сереньких бланков казённого образца и ученическую тетрадку с огрызком химического карандаша. Положил всё это перед собой. Стал брать один документ за другим и громко читать имена и фамилии, внесённые в них от руки.
Скоро все мужики призывного возраста – от девятнадцати лет до шестидесяти – поставили закорючки в тетрадке гонца из района. Взамен они получили листочки мятой бумаги, где значилось, что завтра к полудню им нужно прибыть на войсковую комиссию.
Ниже главного текста имелась приписка: «…иметь при себе…», а дальше шёл список имущества, что придётся всем взять в этот дальний поход. Там был скромный набор тех важных вещей, что пригодятся бойцу на каждой войне. Тысячи лет Великая Русь отбивалась от ближайших соседей, но перечень данных предметов не менялся за долгое время и скорее всего не изменится в будущем.
Русь воевала с хазарами, с татаро-монгольскими ханами, с тевтонскими железными ордами, с заносчивою польскою шляхтою, с наполеоновской армией из сорока языков и другими лихими людьми.
Несмотря на частую смену врагов, в заплечном мешке всех солдат всегда находилось то, без чего нельзя обойтись: ложка, миска и кружка, смена белья и запас провианта на несколько суток.
Когда всем людям раздали повестки, хмурый, как туча, председатель колхоза поднялся со своего табурета. Он не стал ничего говорить. Вяло махнул рукой, мол, идите друзья по домам. Сельчане тоже ничего не сказали и молча двинулись в разные стороны.
В прошлые годы из богатой деревни регулярно брали десятки парней. Чаще всего призывали в пехоту, но несколько человек отличились и непонятно с чего угодили во флот, что стоял на Дальнем Востоке. С одной стороны, это почётно. С другой – придётся служить не три года, как в наземных войсках, а целых пять лет.
Все уходили в поход без печали и благополучно возвращались назад. Причём приходили уверенными в себе молодыми людьми. Но в этот раз всё было иначе. На улицах не звенели громкие песни и не собирались застолья, которые обычно шумели при проводах в Красную армию.
Оно и понятно: не до веселья сейчас людям. Ведь слишком много народу снималось вдруг с места и двигалось неизвестно куда. Почитай, уходили все мужики поселения. То есть почти шестьдесят человек.
К тому же брали их не на срочную службу в мирное время, а на битву с фашистской Германией, с которой Русь враждовала лишь четверть века назад.
В Домашке жило четверо старых, но ещё крепких мужчин. Они прошли через страшную бойню, начавшуюся ещё при царе Николае II, и помнили, что там творилось. Часто рассказывали об этом сельчанам и хорошо объяснили, что значит война против фрицев.
Поэтому в каждой избе, откуда люди уходили на фронт, не очень-то веселились. На скорую руку собрали убогие посиделки, больше похожие на поминки усопших. Выпили по несколько рюмок, словно на тризне, и молчком разошлись по домам.
Минула беспокойная ночь, в ходе которой мало кто спал. Верные жёны и старые матери тихо плакали над родными, «забритыми» в армию. Кто его знает, как там всё обернётся? Не дай бог покалечат фашисты, а то и вовсе убьют дорогого тебе человека. Что тогда прикажете делать? Одной куковать на старости лет?
Молодые парни гуляли по тёмным просёлкам. Прижимали к себе юных подруг и прощались с ненаглядными девами. Обещали, что скоро управятся с
