Наш час пробил на рассвете самого долгого дня 1941 года, самого трагического дня нашей истории. Далекий от благоденствия народ был погружен в проблемы социального переустройства, неслыханной по темпам индустриализации, перехода крестьянства в новое состояние. По отношению к утвердившейся диктатуре Сталина царила спартанская лояльность. Наша армия, отличавшаяся исконной готовностью к самопожертвованию, была в большой степени ослаблена перерывом в традиции военного воспитания профессиональных военных, пять столетий делавших ее непобедимой. Она была подорвана истреблением той командирской поросли, которую дала жестокая гражданская война, воцарившимся террором, убивавшим инициативу, предприимчивость, свободу анализа, рассудительность и ответственность.
А Германия пребывала в зените своей мощи и консолидированности. Она справедливо славилась индустриальной мощью. Сотни тысяч умелых, серьезных, удивительно трудолюбивых, сметливых, знающих, потрясающе талантливых, педантичных инженеров и рабочих день за днем ковали индустриальное могущество страны, чья армия дошла до французского Бреста и русского Сталинграда. Им противостояла страна, живущая на двенадцатом году форсированной индустриализации. Страна прекрасных автобанов состязалась со страной гиблых дорог. Страна дизельных моторов, прекрасных станков, цейссовской оптики, непревзойденного в мире химического производства вторглась в пределы державы, чье население уже во взрослом возрасте впервые увидело автомобиль и трактор. Со страной потомственных лучших в мире умельцев состязалась нация, едва оторвавшаяся от деревянной сохи, от курной избы, от скота и владельца под одной крышей.
Однако динамизм и самоуверенность Берлина уготовили ему неожиданность. Известно, что поражение учит, а победа грозит самодовольством. Веселые танкисты Гудериана, загорелые гренадеры Гота и Клейста бодро катили мимо сотен дымящихся русских танков, дивясь прямолинейности примитивной русской навальной тактики, считая падающие с неба — обреченные с первого поворота винта — советские самолеты, издеваясь над неспособностью противника хладнокровно и грамотно сочетать броневую и авиационную мощь, осуществлять маневр, рассчитать свои силы, употреблять их оптимальным образом. Этого не было — не помогало отчаяние Ворошилова и Буденного, крестьянское упорство Тимошенко, неукротимая ярость Жукова. Удивление вызывало лишь русское хладнокровие в одном — в готовности отдать жизнь.
Между независимостью и поражением России осталось то, что трудно было определить даже германским гениям калькуляции. Широко расположившись на огромном континенте, русские органически питали и питают особое, почти религиозное отношение к своей суровой земле. Это чувство абсолютной, заложенной в генах любви и преданности к просторам, почве, к родному пепелищу, к заветам предков, к теплу семьи. В наскоро построенных кирпичных городах и пустеющих деревянных селах, в клетях коммунальных квартир и скупых скарбом избах жило некалькулируемое чувство бездонной любви к своей стране, великое и святое чувство. Это чувство нейтрализовало недовольство режимом, это чувство сняло фактор человеческой усталости, это чувство обесценило саму жизнь перед святой любовью к своему краю. Это чувство невозможно убить. Оно составляет основу нашего мировосприятия.
Западному индивидуализму в этом непросто разобраться. Речь идет о неагрессивном, жертвенном чувстве. Для наших соотечественников было, есть и всегда будет легче умереть за свой мир, чем увидеть его поругание. Святость жизни уступает в такой душе святости самопожертвования — это почти национальная религия. Умирая в смутные времена, будучи вытесненными на чужбину, россияне никогда не жаловались, как не жалуются они и сейчас. Но никто и никогда не сможет поколебать их элементарной и абсолютной готовности положить свою жизнь за никогда не бывшую к ним ласковой, но беспредельно прекрасную и вечно любимую родину. Словно преодолевая жестокость существования, словно действуя вопреки всем трудностям жизни, словно забывая мороз и холод, неустроенный быт, ужас бездорожья, ярость стихий, жители нашей страны гибнут за то, что им дорого. Посмотрите, в самом жестоком для нас двадцатом веке, начиная с 1904 года, мы потеряли едва ли не половину своего населения. Но кто усомнится в решимости оставшейся половины? В том далеком 41-м главной силой России оказались это неприметное и негромкое, отчаянное и бескорыстное чувство. Беззаветные труженики в тылу ковали меч, а вышедшие на смертный бой воины не посрамили свою землю.
Именно этого не учли Германия и ее союзники в своем походе на Россию. Судьба очередных «аборигенов» волновала их мало. Но в тысячах деревень, где еле теплится вечером в окне свеча, провожали кормильца со стоической убежденностью, что он не пропустит врага, пока жив. Именно в этом — исток и причина нашей победы, обусловившей итог Второй мировой войны. Исполняя тысячелетний обет, люди военного поколения следовали своему генетическому коду. Для такого дела не было жертвы слишком большой. При хладнокровном анализе Гитлер и его окружение должны были понять, что страну таких масштабов, (сцементированную жесткой политической системой), такого народа с его неистребимым патриотизмом и мученическим стоицизмом Германия, при всей ее колоссальной мощи, завоевать не могла. Даже если бы германские танки вошли в Москву и Ленинград, даже если бы они пересекли Волгу у Сталинграда.
Противостоящий нам германский вермахт был вооружен всеми средствами технически совершенной цивилизации, приемами многовекового военного опыта, обновленного в 1939–1941 годах, и укомплектован преимущественно индустриальными рабочими — методичными, инициативными, дисциплинированными, воспитанными в духе безусловного расового превосходства. Это обстоятельство предопределило несопоставимость жертв каждой из двух сторон: пулемет опять нейтрализовал личную доблесть.
Бедой и горем страны стала ее изоляция, оторванность от внешнего мира и его опыта. Страх самого Сталина оказаться «поклонником Запада» обернулся фактически преступлением перед своей страной: армия не сумела извлечь уроки из западноевропейской и польской кампаний германской армии. Скованность догмами не позволила прямо указать на самое слабое место наших войск — отсутствие надежной связи и координации (а это подразумевает наличие радио- и телефонной связи, постоянной авиационной разведки, действенной службы тыла). Талант наших инженеров и рабочих сказался в создании танков и самолетов, заметно превосходящих по боевым характеристикам немецкие. Однако понадобился огромный кровавый опыт, прежде чем была найдена система эффективного управления войсками и в армейской среде выделились независимые, сильные характеры, самостоятельные командиры всех рангов.
Два обстоятельства спасли нашу страну. Первое
