За главарем ехала повозка, на которой восседала женщина с меховым поясом. В руке она держала посох с маленьким черепом наверху. Я задохнулась от отвращения. Шаманка. Точно такая, как описывали. Она не зря водрузила череп младенца на свою палку — она действительно получала от этого силу: могла разыскать укрытые деревеньки, могла обрушить стены Зеринка… и лишить тамошнее ополчение последней надежды. Она и есть самый сильный воин в орде, хоть воином и не считается.
Коротко выдохнула. Я никогда не промахивалась. Но до сих пор и ставки никогда не были настолько огромными — если стрела попадет этой твари в сердце, я только этим спасу сотни жизней. Неизвестно, смогу ли после этого уйти сама… но ради сотен жизней я была готова на риск.
Снова натянула тетеву и прицелилась. Я никогда не промахивалась! Но сейчас не могла справиться с волнением. Пусть этот выстрел будет самым точным! Однако добрые духи, похоже, ушли вместе с остальными за повозками… Стрела просвистела и достигла цели. Я попала, и наконечник вошел в грудь старухи. Но она вскрикнула — именно этот вскрик и говорил о том, что я промахнулась на волосок. И тем подарила ей еще несколько секунд жизни.
Поднялся шум, а она посмотрела точно на меня, словно через такое расстояние и листву могла разглядеть. Нет, умирающие глаза смотрели точно на мое лицо. Падая, она прошептала — и я слышала каждое ее слово, как будто она кричала мне в уши:
— Отныне убивать тебе только своих сестер… отныне быть тебе самой последней из раб…
Она не успела закончить. Я же окаменела, каким-то десятым чувством понимая, что предсмертные проклятия ведьмы непременно сбудутся. Убивать только своих сестер… Только их. Мне исполнилось восемнадцать — вся жизнь впереди. Но я точно знала, что как она сказала, так и будет. Взяла себя в руки и не метнулась вниз, чтобы попытаться сбежать. У меня вся жизнь впереди, но это не та жизнь, которую я хотела бы прожить. Успокоилась, решив проверить. Вытащила еще одну стрелу и тут же спустила. Стрела прошла настолько мимо главаря, что отец от такого зрелища расхохотался бы. Конечно, главаря этой орды нельзя назвать моей сестрой по несчастью. Теперь я не волновалась вовсе. Твердой рукой вытащила из-за пояса охотничий нож и приставила острым концом к горлу. Я отказываюсь принять судьбу, которую на меня возложили! Рука не дрогнула, когда я уверенным ударом вгоняла нож вверх, пробивая гортань и загоняя еще глубже, до мозга. Боль не будет долгой. Боль вообще перестала иметь значение.
В последний миг своей жизни я смотрела на закат. А он смотрел на меня и улыбался… кровавой улыбкой умирающей шаманки.
Я открыла глаза. И тогда поняла, что проиграла. Посмотрела на свои руки — руки с сетью старческих морщинок и вздутыми венками были не мои, а тряска повозки создавала в теле непривычную тяжесть. Не мое тело.
— Ная, ты в порядке? — услышала со стороны уставший голос. — Держись, Ная… Утешайся тем, что твои дети успели уйти. Они будут жить, все пятеро будут… а ты нет. Но ты держись, Ная, потому что если ты сдашься, то нам вообще не выдержать.
Наи внутри меня не было. Никого в этой пустой оболочке, кроме меня, не было. Вот так я убила первую свою сестру.
Глава 2. Сын вождя
В зарешеченной крытой повозке находилось пять женщин. Я молчала и прислушивалась к разговорам. Сначала показалось, что все они были из одной деревни — говорили друг с другом по-соседски, называли по именам и пытались успокоить. Ная, очевидно, была самой старшей из них. Стало грустно, когда в разговоре одна из девушек рассказала о героизме владелицы тела. На их деревню напали неожиданно и потому многие были вынуждены встретиться с врагом, чтобы старухи с младенцами на руках успели убежать в леса. Ная взяла вилы и шагнула к разломанным воротам первой, а за ней пошли и остальные. Никто из местных не умел воевать и о битвах слышал только в сказках, но когда мать пятерых детей берет вилы и без страха идет навстречу смерти, то и самый последний трус за ее спиной становится героем.
И им удалось сдерживать натиск достаточно долго, чтобы прикрыть отступление. По счастью, в этом вражеском отряде не было шамана, который обычно сильно облегчал захватчикам задачу. На стороне поселенцев были крепкие стены… но и они не могли спасти обреченных. Мужчин убили, женщин захватили и уволокли в повозку. Для еще более безрадостной судьбы, чем была у павших. Ная была ранена в ногу арбалетным болтом — он прошел на вылет, но рана теперь невыносимо ныла. Боль не имеет значения. Ни для меня, ни для Наи, которая уже ждет подруг в лучшем мире. Не приходилось сомневаться в том, что долго они не проживут.
Я пригляделась к дальнему краю — зрение Наи подводило, приходилось щуриться с непривычки. Там особняком сидела девушка и ревела с момента моего пробуждения. Стенания ее раздражали, но никто не осекал — кто знает, сколько еще слез прольется вокруг? Она что-то бормотала, и я не выдержала:
— Эй, там! Слышишь? Ты пить хочешь?
Нет, при мне не было фляги — я просто хотела добиться хоть какой-то реакции. Иногда человеку нужно почувствовать, что он не один. Это важнее глотка воды. Девушка подняла опухшее от слез лицо и глянула на меня. Красивая. Даже под краснотой и грязью видно, что лицо ее необычное. Не из наших краев. Где-то далеко на востоке женщины славятся такими черными бровями и высокими скулами. Чуть старше меня… какой я была. Я решила продолжать говорить, лишь бы она хоть чуть успокоилась:
— Как тебя зовут?
На вопрос она не ответила, забормотала снова, только теперь громче:
— Я видела… я все видела, что они делают… с такими… Берут по очереди… Тех, кто сопротивляется, убивают. Тех, кто поддается, берут, а потом убивают… Ни одна не дожила до рассвета…
Ужас комом встал в горле. Сдавленно переспросила другая:
— А тебя?..
— Меня оставили… не трогали… Я слышала, как старуха-шаманка что-то говорила… Может быть, жертвоприношение хотели… а потом ее убили… Но я лучше бы на костре, чем… сестры, — она вдруг ринулась вперед и упала на четвереньки, — добрыми духами молю — придушите! Я не смогу, не выдержу…
У нее начиналась настоящая истерика, она кричала все громче — ближайший воин ударил по решетке мечом:
— На местах сидите. Кто
