Остановив свою кобылу, он попытался размять онемевшие ноги. Затем спешился, сапоги захрустели по замерзшей земле, при каждом выдохе в сгущавшихся сумерках изо рта вылетало плотное облачко тумана. Он уже и забыл, как морозно в Высоких Клыках в середине зимы. Забыл, как резкий холод проникает в стареющие кости и становится так трудно взбираться в седло по утрам и еще труднее — сползать с него.
Он прикрыл глаза рукой и, прищурившись, всмотрелся в падавший снег. Его зрение никуда не годилось, но ему показалось, что он разглядел впереди черную тень шатра вождя. Бродар прикинул, что ярдов, быть может, пятьдесят отделяет его от Карна Кровавого Кулака. Каких–то пятьдесят ярдов, и он окажется лицом к лицу с человеком, голову отца которого отделил от плеч много лет назад.
Вполне вероятно, что Карн Кровавый Кулак попытается сделать то же самое с Кейном, прежде чем Бродар успеет сказать хоть слово. Прежде чем сможет объяснить: он здесь для того, чтобы присоединиться к армии Западного Предела и отобрать столицу у безумного ублюдка Кразки. Вполне возможно, Кейн вот–вот очертя голову ринется навстречу собственной смерти. Такие мысли — серьезный повод, чтобы засомневаться, снова вскарабкаться на лошадь и убраться прочь, пока кто–нибудь из тех, кто в него вглядывался, не узнал старикана, только что появившегося в лагере. Вместо этого он, поправив за спиной двуручный меч и поплотнее закутавшись в грязный плащ, устремил синие глаза вперед.
Кое–что просто приходится делать, когда выбора, по сути, нет.
Аромат баранины, которую готовили на кострах поблизости, вызвал дикое урчание в его животе. Ледяной ветер приносил и другие запахи: старой кожи, несвежего пота, едкую вонь мочи. А под всеми ними — знакомое зловоние войны, тошнотворная сладость разложившейся плоти, гноящихся застарелых ран, что зовет тень смерти.
Кейн знал о тени смерти все. Он жил в этой тени большую часть своих пятидесяти с чем–то лет. Сосредоточившись на шатре впереди, он старался не показывать своих опасений. Пройдено десять ярдов. Двадцать.
Он почти добрался. В последнюю минуту один из воинов, сидевших полукругом вокруг самого дальнего костра, повернулся что–то сказать человеку, стоявшему у него за спиной. Его взгляд упал на Кейна. На мгновение все будто застыло, и мир, казалось, затаил дыхание.
Затем глаза воина округлились, и куриное крылышко, которое он жевал, выскользнуло из пальцев и с шипением упало в огонь.
— Ты.
Это слово проскрежетало, словно меч по стали, заставив умолкнуть мужчин, сидевших вокруг. Тишина опустилась, как саван, ее нарушало лишь потрескивание костров.
Воин поднялся на ноги. Он был чуть старше своих соотечественников, высокий парень двадцати с небольшим лет, с родимым пятном винного цвета на правой щеке. В его глазах сверкала холодная ярость.
— Ты, — повторил он, на сей раз — сиплым шепотом. — Ты вернулся. Какого хрена тебе возвращаться? Именно сюда!
Кейн вытянул вперед руки ладонями вверх.
— Я просто пришел поговорить. Поговорить с Карном.
С отчаянием он заметил, что теперь на них, казалось, смотрело пол–лагеря.
— После того, что ты сделал с его отцом? — Парень тяжело дышал, его ноздри раздувались. — Моего брата убили в тот день. Одного из тысяч, которых ты велел предать мечу.
Кейн поник.
— То были приказы Шамана. — Его слова прозвучали жалко.
Кто–то спросил:
— Финн, о чем речь? Что за старикашка?
Тот, кого звали Финн, шагнул вперед и сплюнул.
— Этот человек — Меч Севера. Один из самых страшных убийц в Высоких Клыках.
Он умолк на мгновение, обдумывая то, что скажет дальше, и неопровержимая истина его слов показалась Кейну кинжалом, вонзившимся в сердце.
— Он руководил бойней у Врат Похитителя четырнадцать лет назад.
— Я не хочу никаких неприятностей. Я просто хочу поговорить, — повторил Кейн.
Однако среди воинов, оказавшихся достаточно близко, чтобы расслышать его, поднялось злобное ворчание, и он понял: что бы он ни сказал, их закипающую ярость это не усмирит.
Финн сделал еще шаг вперед.
— Подайте–ка мне мой меч, — прорычал он.
Кейн слышал за спиной движение, люди поднимались со своих мест у костров и приближались к нему.
Протянув руку за плечо, он извлек свой двуручный меч — три с половиной фута стали, отливавшей алым в свете костра. Затем опустился на колени, которые заскрипели в знак протеста, и осторожно положил меч на землю.
— Не проходило ни дня, чтобы я не сожалел о том, что случилось в Красной долине, — медленно проговорил он. — Я не намерен сражаться ни с тобой, ни с кем–то еще в этом лагере. Ну, за исключением Шамана, если он где–то поблизости, но наша вражда может обождать, пока не кончится война.
Сильные пальцы вцепились в его руки и болезненно завели их за спину. Кейн не протестовал. Не пытался бороться. Он чуял зловонное дыхание воинов позади себя, ощущал жар их ярости, когда они сдавили его со всех сторон. Большинство из них были слишком молоды, чтобы сражаться во время мятежа Таргуса Кровавого Кулака, слишком молоды, чтобы их кровь соединилась с кровью их отцов, и братьев, и дядей в огромном водоеме в тени Врат Похитителя. Бойня в Красной долине — это шрам, который еще должен зажить, покрытая коростой кровоточащая рана, по–прежнему приносящая боль тысячам сыновей Западного Предела. Особенно сейчас, когда человек, который отдал приказ Кразке и его подручным, стоит перед ними.
Финн презрительно усмехнулся, родимое пятно уродливо выделялось на его бледной щеке.
— Шаман еще нужен Карну. А вот какой–то старый выдохшийся трус — не думаю.
— Я много кем побывал, но трусом — никогда, — бросил Кейн, и тут в его памяти всплыли прощальные слова Джерека, прозвучавшие в голове будто издевкой над тем, что он заявил Финну. — Делайте что должны, — добавил он хрипло. — Но держите клинки наготове для Кразки. И для любого, кто заодно с этим мясником.
Финн врезал ему в лицо, и Кейн пошатнулся. Сплюнув кровь, мгновением позже он поперхнулся желчью после удара в живот, от которого сложился бы вдвое, если б не сжатые мертвой хваткой за спиной руки. Он попытался что–то сказать, но злобный удар по ногам лишил его опоры и едва не уложил лицом в грязь, если бы воины не удержали его за локти, и Кейн издал только хрип, а изо рта на подбородок закапала красная слюна, Финн стоял над ним. Он наконец нашел меч и направил его острие прямо в лицо Кейну.
— Король–Мясник получит то, что ему причитается, ты об этом не беспокойся. А что до тебя, то пришло время ответить за сотворенное в Красной долине, старик. Ты вернулся ради мести? Похоже,
