Если дед поймет, что она не выходила из дома, но при этом она не ответит на стук в дверь, то он, конечно же, зайдет в комнату. А ее нет. Вот номер… а потом она ка-ак появится. И вот это уже всем номерам номер, исполнитель номера помер.
– А я могу не в комнату свою вернуться, а хотя бы… ну, на лестничную площадку? – спросила Саша. Тогда, по крайней мере, можно будет наплести деду, что успела смыться из квартиры и прогуляться.
– Не-е, так нельзя, – покачала головой Лиза.
А шоколадник явно задумался.
– Ну, почему нельзя? Можно. Если выйдешь через свою дверь, окажешься там, откуда заходила. А если через Лизину? К ней попадешь.
Опять двери. Ну, ладно… или не очень ладно.
– Лиз, а ты где живешь? Я в Питере, а ты?
– О, – Амарго хлопнул себя шоколадной ладонью по шоколадному лбу, – об этом я не подумал. Но Лизон тоже питерская. Причем из центра. До Гостинки меньше пятнадцати минут пешком.
– Это тебе меньше, – возразила Лиза, – а мы девочки, мы ходим медленнее. Зато метро «Невский проспект» ближе.
– Все в порядке, – сказала Саша, – мне «Гостиный двор» удобнее. Я сама на Беговой, да еще по Приморскому шоссе в сторону Лахта-центра, ну, знаете, «Зажигалки», топать и топать…
– Ничего себе, далеко забрались. – Лиза всплеснула руками. – Зато у залива, да?
Сашка кивнула. Она, некоренная петербурженка, да и вообще, если разобраться, вечная приезжая в этом городе, все время называла залив «морем». Ну, это же часть моря, верно? Значит, сойдет.
– Тогда пойдем, – сказала ей Лиза. – Я сегодня еще пошопиться хотела и уроки кое-какие сделать. Так что пора нам в скучную реальность. Амарго, пока, что ли?
– Пока, Лизон. – Тот махнул шоколадной рукой… так и хотелось окрестить ее «дланью». – Саша Фербер, как приятно познакомиться! Еще увидимся?
Сашка кивнула. И, уже уходя вслед за новой знакомой, сообразила, что надо было пообещать добавлять шоколад в кофе. Умная, и даже остроумная. Но что толку, если все это – задним умом?
Глава 3
Амарго ушел, еще раз махнув девочкам на прощание.
– Ты ему понравилась, – заметила Лиза. Это прозвучало так… запросто, что Саша немного растерялась.
– А вы с ним… вместе?
Глиняная девочка прыснула.
– С ума сошла? Я же даже не знаю, как он по жизни выглядит и как его зовут. Мы с ним что-то вроде одноклассников. Или нет, даже не так. Как будто в один кружок ходим. Типа, умелые руки. Ну, он хороший. И, по-моему, такой из себя весь… звезда на спорте. А, вот что еще. Он, как я, в десятом классе, а мне вообще-то постарше ребята нравятся. А тебе?
Саша поняла, что краснеет, хорошо, что через фарфор вроде как не видно. Только покраснела она не от того, что у нее были какие-то особенные ответы на Лизин вопрос.
– Не знаю, – призналась она.
Была у нее, конечно, давняя детская влюбленность, в седьмом классе. Разумеется, в самого звездного-яркого пацана. Как же еще-то? Сдуру даже поборола свою застенчивую отстраненность и попыталась пообщаться. За что тут же получила от компании одноклассниц по первое число. Собственно, эта «любовь», о которой объект то ли так и не узнал, то ли тут же позабыл, закончилась переездом к деду, годом на домашнем обучении и переходом в новую школу. И сейчас Сашка иногда украдкой косилась на Никитку Праворукого, разумеется, звезду-спортсмена-отличника. У которого, разумеется, была своя «команда поддержки» из нескольких девиц из класса и из параллели. Но дурой она не была. Понимала прекрасно – это не любовь, не влюбленность даже, это… инстинкт следования за толпой. Все побежали, и я побежал. Все влюбились, и я влюбилась. Ну как влюбилась… так, слегка очаровалась, не более того. Во всяком случае, предложи ей судьба на выбор Никиту или пять кило хороших кофейных зерен, она вцепилась бы во второе. Уточнив, что лучше бы не сразу все пять кило, а по килограмму на пять дней, а то хранить его не так-то просто, когда живешь под постоянным сырым ветром с моря. С залива то есть.
– Никто мне не нравится особо, – подытожила она промелькнувшие перед глазами кадры из жизни.
– Говорят, мы, ведьмы, все такие, – беззаботно, может, чуточку слишком беззаботно сообщила Лиза. – Как бы со стороны наблюдаем за жизнью. Чужие судьбы читаем, а свои нет. Потому что в любой момент, если заиграешься, придет к тебе мыкарь. И конец.
– Кто придет? – Обилие новой информации начинало напрягать. Но вот это «придет к тебе кто-то-там, и конец» стоило того, чтобы еще поднапрячь мозги.
– Мыкарь, – повторила Лиза. – Слушай, давай это тебе разъяснит кто-нибудь более… опытный, чем я, ладно? Попозже, как с наставниками тебя познакомлю. Хорошо? А сейчас давай выбираться, а то у меня действительно есть кое-какие планы на сегодня.
– Давай, конечно. Только я не знаю как.
– Я тебе покажу, не переживай. У тебя, конечно, свой собственный способ, но… короче, смотри!
И непонятно откуда Лиза извлекла нечто, похожее на тонкую трубочку. Тоже рыжевато-коричневое, как она сама с головы до ног. Потом запустила руку в карман (карманов видно не было, но, судя по всему, на штанах Лизы они были), вытащила кулак и разжала пальцы. На ладони оказалась щепоть порошка. Тоже коричневого, кто бы мог подумать, угу.
– Корица? – Сашка принюхалась.
– Ага, – кивнула Лиза и ловко прихватила кончик трубки губами. При шершавой поверхности и полной бесчертности лица это смотрелось как в страшноватом старом-престаром мультике. Второй конец трубки нырнул в корицу. Вдох… трубка взметнулась вверх, неярко сбликовала. Выдох. Коричное облако вылетело в кофейную атмосферу коридора.
То ли Лиза как-то по-особому выдыхала, выдувая это облако, то ли кофейные потоки делали свое дело, но коричное облако мгновенно приняло форму кольца. Кольцо завертелось, увеличилось и надвинулось на девчонок.
– Руку давай, – скомандовала Лиза. Сашка послушалась и в следующую секунду поняла, что вместо кофейных потоков вокруг заструился прохладный воздух. Самый обычный. Она заморгала – глаза привыкли к неяркому освещению коридора, а в комнате Лизы горела аж тройная лампа, да еще и дневного света. Она не просто разгоняла полумрак комнаты, выходящей окном в двор-колодец, но наверняка делала это самое окно похожим на фонарь маяка. Саша огляделась. Комната была довольно длинной и узкой, но уютной – со светлыми стенами, яркими подушками на диване и спавшим среди них рыжим котом. И особенно с коллекцией глиняных чашечек и турок на нескольких полках. Кофейные посудинки были слеплены из глины всех оттенков рыжины, и только некоторые из них – обожжены. И ни одна не расписана, не покрыта глазурью. Только материал, как он есть.
– Жалко расставаться с запахом, когда кофе уже допит, – сказала хозяйка комнаты, явно проследив за взглядом гостьи, – а необожженная посуда, да еще глиняная,
