– Так что мне тоже есть за что извиниться, – мягко и как-то взросло сказал Никита. – Не в глобальном плане, а просто перед тобой. Тебя-то я совсем не любил, это все Колыбельник. Хотя ты мне, в общем-то, нравилась. По-человечески. Ты красивая, видно, что хорошая, ну, и я, конечно, подозревал, что ты ведьма, настоящая или будущая.
– Ничего себе… Я бы в жизни не подумала, что ты в принципе замечаешь, что я существую. Это я без обид, просто мы же не общались, а я сама по себе незаметная.
– Это ты сама о себе так думаешь. Незаметная… А «заметная» это вообще как понимать? Ты симпатичная, учишься в параллели, ходишь по школе. Конечно, ты заметная, как почти все люди. И парни из моего класса про тебя говорят – ты многим нравишься. Я вообще думаю, что если бы не вся эта история, мы бы с тобой подружились, примерно как с Лизон.
Он побледнел и откинулся на подушку.
– Лизку я себе тоже не прощу… И то, что толку от этого ноль, – тоже не прощу.
Они помолчали еще полминуты. Никита, похоже, боролся со слезами. Хотя мог бы не стесняться Саши. Она просто смотрела на него и ни о чем не думала.
– Никит, а что вообще произошло? – спросила она наконец. – Как вышло, что Колыбельник вырвался? Я понимаю, что, если ты меня пошлешь сейчас, мне придется уйти. Но я очень прошу тебя, расскажи.
Никита повернулся к окну. Из его положения ничего, наверное, не рассмотреть. Только небо и кусок красно-серого здания, соседнего корпуса. Впрочем, так даже лучше. С Сашиного места видно меньше неба и больше стены.
– С Егорца началось, – нехотя сказал Никита. – Хотя чего я вру… С меня. Как ты, наверное, поняла, я шоколадник. У меня маленькая сеть совсем. И таких ведьмаков и ведьм, как я, очень мало. Я два года уже ведьмачу, а Катя все четыре, хотя она меня старше меньше чем на год… была. Ну, не суть… В общем, я когда узнал про игру, то офигел. В смысле – расстроился. И решил, что только на стороне жизни. И так долго, как только смогу. Я понимаю, что такими темпами до сорока лет не дотяну. Но хотел… опять вру. И сейчас хочу, даже сильнее – больше, чтобы жизнь побеждала. Чтобы она совсем победила. Не технически, а в головах людей, понимаешь?
Сейчас Саша слышала почти свои недавние мысли, облеченные в слова. Только прямолинейнее, смелее, как-то честнее. Угу, честнее. Если забыть о том, во что это все вылилось.
– Понимаю, – кивнула она, – как не понять.
– А тут Егорец. Мы с ним сто лет дружили, он к Кей клеился то ли в шутку, то ли в морду нарывался… Опять неважно. Егор с книгарями тусит, хоть и не ведьмак. Притащил выписку из книги ритуалов. Типа, давайте организуем побег низвергнутому ведьмаку прошлого. Или тому, кто сгинул вместе со своей сетью, когда мир в очередной раз изменился. Я, говорит, готов быть «олухом», если потом стану ведьмаком. А я, как назло, читал эту чертову книгу. И знал, что если кое-что сделать… не как написано, то беглец выберет не «олуха», а ведьмака. Меня. Я и подумал, что наши сети сплюсуются. Только не подумал, что беглец выйдет из Небытия не ослабленный, а злой как демон. И что он играет на стороне Смерти. И что он увидит тебя и фиксанется на тебе… Ну, и вот…
– Ты прямо как дьявол наоборот.
– Ловяд, что ли?
– Кого ловят? Ох, поняла. Как ты можешь так шутить?
Никита пожал плечами.
– Что мне остается? Так что там с дьяволом?
– Ну, сила, которая, желая зла, творит добро. У Булгакова же. А ты, желая добра…
– Фигни наворотил, – перебил Никита. – Тупой, пустой и, да, ты права, злобной фигни.
Он и сам явно злился.
– Я же все помню, – чуть ли не со слезами в голосе продолжил он. – Я как таковой никуда не девался, в спячку не впадал. Из нас двоих получилось нечто третье. Противоречивое, но при этом цельное и мощное. И я ужасался всему, что происходит. Но где-то и восхищался тоже. Отмыться бы теперь от этого восхищения…
Он вскинул на Сашу уцелевший глаз, полный злых слез.
– Когда вы там целовались… над мертвой Катькой, губы были мои. И целовалась ты, в общем, со мной. А с тобой – он.
– Не знаю, как это понимать. Но я не за этим пришла. Хотела узнать, как ты…
– Полиция решила, что это, – Никита тронул повязку и снова сморщился, – сделала Кей. Не знаю, почему они так решили, но не стану портить тебе жизнь. Мою ты спасла, хоть и через одно место. Уходи, Саша. Я не горю желанием с тобой тусить.
О чисто земных последствиях произошедшего она тоже не подумала. Встала и пошла к выходу.
– Надеюсь, он сгинул навсегда, – сказал Никита ей вслед.
– Узнаю наверняка – позвоню, – сказала Саша, не оборачиваясь.
***Саша бесцельно гуляла. Болталась по стрелке Васильевского, глядя на Неву, на дворцы… гадая, как так получилось, что, прожив два года в Питере, она толком нигде не побывала. Наверное, потому же, почему не обзавелась друзьями – из трусости. Объясняла все своей «незаметностью», которая в свою очередь оказалась мифом. Просто она держалась в стороне. Сама. По своей воле и по своей глупости. Никто не отталкивал. Потому что она ни к кому не приближалась на такое расстояние. Надо исправлять… в мире живут люди, и ведьмы, и мыкари. У кого-то есть судьба, у кого-то нет. Какая разница? У всех есть воля. И наши поступки определяет именно воля, а не какая-то «судьба».
От этих размышлений ее отвлек мыкарь.
Серый просто возник рядом, словно ниоткуда, и пошел в ногу с ведьмочкой.
– Как дела?
– Пока ты не появился, все было отлично, – сообщила Саша.
– Сердишься?
– За что? Ты всего лишь ловил Колыбельника на меня как на живца. Я все думала, зачем ты потащил меня смотреть, как ты убьешь, ах, прости, низвергнешь в Небытие Галину. А ты просто меня пугал. Подводил к мысли о том, что мне дома небезопасно. Так?
– Догадалась, молодец, – хмыкнул тот.
– Еще и Штася затащил в свои мыкарские делишки.
– О, а вот в этом меня не обвиняй. Не я затащил, природа постаралась. Он родился потенциальным мыкарем. После того как мать с сестрой так страшно погибли, пришлось ему свою природу принимать. Инициироваться то есть. Я просто ввел его в курс дела.
– Скотина.
– Сама такая. Возвращайся домой. Дед с ума сходит.
– Я же ему звоню по три раза в день. Серый, ты сечас ерунду говоришь, сам это знаешь. И знаешь, что я это понимаю. Давай напрямик. Ты тогда, на
