Мы все еще негромко смеялись, разговаривая о Джеке и Робе, когда доползли к дому, затем тихонько вошли, стараясь не слишком потревожить сон моих родителей. Какая жалость, подумала я, что завтра нам рано вставать: если бы не это, мы могли бы проболтать всю ночь.
Я думала о событиях минувшего дня, огорчаясь при мысли о перепачканных какой-то дрянью новых джинсах, когда вдруг вспомнила про браслет. Вскочив с постели, я порылась в своей сумке и отыскала его. В тусклом свете серебро мерцало, а камень казался маленьким глубоким темно-голубым озерцом. Я и не помнила, что успела так хорошо его очистить. Сейчас он нисколько не походил на почерневший металлический ободок, который я выудила из грязи.
Я надела его на запястье, чтобы увидеть, как он будет смотреться на моей руке. Его размер подходил мне так идеально, словно он был сделан именно для меня. Я вгляделась в камень, и мое сердце объял глубокий покой. Почему-то у меня было сейчас такое чувство, будто, надев этот браслет на руку, я поступила правильно, а то, что он так долго пролежал под галькой и песком, казалось мне ужасно несправедливым. Я поднесла его ближе к свету ночника на тумбочке, чтобы лучше рассмотреть, и когда в глубине камня заплясал огонь, у меня перехватило дыхание – мне почти показалось, что он радуется своему освобождению. Этот браслет определенно был самым изумительным и необыкновенным ювелирным украшением, которое мне когда-либо случалось видеть. Наконец я с неохотой отвела от него взгляд, мысленно пообещав себе, что завтра займусь по-настоящему тщательной его чисткой.
Я уже собиралась выключить свет, когда Грейс вдруг закашлялась.
– Это ерунда, просто запершило в горле, – сказала она.
– Тебе надо выпить воды, – решила я. Мне совсем не хотелось, чтобы она своим кашлем не давала нам спать. – Я спущусь на кухню и принесу тебе стакан воды.
Мы с ней уже много раз ночевали в одной комнате, и я по опыту знала, что она может прокашлять во сне всю ночь.
Внизу было очень темно, поскольку все в доме уже давно отправились спать. Я достала из буфета стакан, наполнила его водой из крана и вернулась в холл, бросив по дороге взгляд на тяжелый браслет на руке. Я рассеянно коснулась его все еще холодного серебра, и вдруг все мое сознание заполнил образ изумительно красивого парня. Я видела юношу так ясно, словно он стоял прямо передо мной. Это случилось так неожиданно, что я отпрыгнула назад, подавив рвущийся из горла крик и выронив стакан. Его черты были исполнены благородства и в то же время ярости: пронзительные голубые глаза, точеные скулы и волевой подбородок. А еще идеальная кожа, гладко выбритая и покрытая легким загаром, с маленькой родинкой у самого уголка губ. У него, вне всякого сомнения, было самое обворожительное обличье, которое я когда-либо видела. Но вид у него остался озадаченный и печальный, его лоб слегка сморщен, а безупречной формы губы плотно сжаты.
Его образ задержался в моем сознании еще лишь на секунду, но я все-таки успела рассмотреть, что волосы у него русые, плечи его напряжены и что одет он во что-то темное. Затем, когда я протянула руку к выключателю, чтобы включить свет, он исчез так же стремительно, как возник в моей голове, и я снова стояла одна в темном холле дома, а под моими ногами виднелась лужица воды.
– Черт, – пробормотала я, вдруг осознав, что у меня просто разыгралось воображение и что я пролила воду и разбила стакан. Я услышала, как на втором этаже открылась дверь спальни родителей, и поняла, что сейчас в холл спустится мама, чтобы выяснить, откуда взялся шум. Она всегда очень раздражалась и недовольно ворчала, когда мне случалось ее разбудить.
Я взбежала по лестнице, чтобы преградить ей путь.
– Извини, мама, – прошептала я. – Я несла Грейс стакан воды, но споткнулась о чью-то обувь и уронила его.
Мама вечно жаловалась на то, что другие обитатели нашего дома оставляют обувь где попало, так что она определенно поверит, что все именно так и было.
– Впредь будь поосторожнее, Алекс. И непременно собери с пола все битое стекло.
– Хорошо. Прости, что разбудила.
– Что ж, теперь я, по крайней мере, точно знаю, что ты благополучно добралась домой, – улыбнулась она. – Как прошел вечер? Хорошо?
– Нормально, – неохотно подтвердила я. Мне сейчас совсем не хотелось, чтобы она в очередной раз пустилась в долгие расспросы. К счастью, она поняла намек.
– Расскажешь мне все завтра. Увидимся…
– …утром, – закончила я и поцеловала ее в щеку.
Она вернулась к себе в спальню, а я сбежала по лестнице в холл, чтобы заняться полом. Здесь я наконец включила свет и быстро оценила нанесенный мною урон. Осколков было совсем мало, так как стакан просто-напросто раскололся надвое, и лужица на половицах тоже была небольшой, поскольку я наполнила его далеко не до краев.
Вытирая пол, я рылась в своей памяти. Я совершенно не представляла, где могла видеть это лицо раньше. Где-то же я его видела – вероятно, по телевизору, решила я: этот парень был слишком красив, чтобы оказаться просто игрой моего воображения. И его образ был таким ярким, таким слепящим, как будто какая-то сила спроецировала его прямо в мою голову. Но самым странным было то, что я отчего-то чувствовала: это не просто воспоминание о ком-то, кого я видела раньше; впечатление было такое, будто сегодня я увидела его впервые и будто он на самом деле был здесь, передо мной. Но все это совершенно не поддавалось моему пониманию, и в конце концов я отказалась от попыток хоть что-либо понять. Было поздно, и я устала – так что, возможно, утром мне придет в голову какая-нибудь
