— Ты опоздала, — с ухмылкой Филип распахнул передо мной двери. Его зеленые глаза изучали мой растрепанный вид без всякого осуждения, в то время как я с завистью заметила, что его кожа приобрела золотистый оттенок благодаря весеннему солнцу. В отличие от меня, Филип мог проводить свое свободное время, как ему заблагорассудится, не переживая о получении загара, так неподходящего принцессе.
— Я потеряла счет времени, — призналась я, проскальзывая мимо него в просторный зал. Паркетный пол сиял, люстры сверкали, а на меня неодобрительно смотрела Бернадетта.
— Рада, что вы соизволили прийти на ваш урок, Ваше Высочество, — сухо сказала она. Несмотря на полноту и возраст за пятьдесят, ее спина была прямой, плечи отведены назад, а живот втянут. По сравнению с ней, я была той еще неряхой.
Я тут же выпрямилась и изобразила самую милую улыбку.
— Прошу прощения, но теперь я здесь и с нетерпением жду, когда выучу… — я попыталась вспомнить, что же я должна была учить сегодня, но как назло, в голову ничего не приходило.
— Лур, a danses à deux, парный танец, который вы будете танцевать на вашем дебютном балу. Как вы должны помнить, в прошлый раз мы учили базовые шаги, — Бернадетта бросила мне колкий взгляд, намекая признаться, что я уже забыла последовательность всех па. — Сегодня, мы рассмотрим более сложные связки.
— Почему мы не можем разучить польку? — этот быстрый и оживленный танец всегда вызывал у меня улыбку и никогда не заставлял зевать.
— Потому что мы учим традиционный классический танец, а не какую-то прихоть моды.
— Она популярна как минимум с 1840. Десять лет — это прихоть?
Бернадетта проигнорировала меня и кивнула седовласому пианисту, заигравшему спокойную, медленную мелодию.
В течение следующего часа, я пыталась запомнить как можно больше шагов, не сбиваясь с ритма музыки и стараясь не оттоптать все ноги своему партнеру, серьезному мужчине средних лет.
Когда башенные часы пробили час, я с надеждой взглянула на Бернадетту.
— Мы закончили?
Бернадетта скрестила руки.
— Мы останемся здесь, пока вы как следует не выучите шаги.
— Но как же обед? — взмолилась я, и именно в этот момент мой желудок решил заурчать.
Бернадетта с укором покачала головой, словно я должна была контролировать все звуки, которые издает мой желудок, а затем сказала:
— Мы никуда не уйдем, пока вы не выучите лур. Бал по случаю вашего семнадцатилетия уже завтра вечером, и все должно быть идеально. Иначе, как же вы хотите, чтобы приглашенные принцы сделали вам предложение?
Я и не хотела. Я не была готова к замужеству. Я не стала озвучивать мои мысли, зная, что с Бернадеттой это бестолку, а если она доложит мои опрометчивые слова отцу, то он будет глубоко разочарован. Я не могла так с ним поступить. Я была всем, что у него осталось.
Бернадетта бодро продолжила:
— У вас хороший возраст для вступления в брак. Многие девушки в других королевствах выходят замуж, едва им исполнится пятнадцать. Благодаря моим рекомендациям, ваш отец согласился отложить дебютный бал до вашего семнадцатилетия. Вам требуется больше времени, чтобы изучить все, что надлежит знать принцессе, учитывая вашу… беспокойную натуру.
Я крепко стиснула губы, чтобы ненароком не выпалить, что это не по моей вине я единственная наследница. Не специально же я бываю такой упрямой или намеренно разочаровываю отца. Просто моя личность не подходила для предназначенной мне роли. Я и близко не была готова выходить замуж и править Австрией. Мне требовалось больше времени.
— Ну-ка, выше нос, — Бернадетта вручила мне стакан воды и позвонила в колокольчик, вызвав служанку. — Пожалуйста, принесите нам бутерброды и печенье.
Даже шоколадное печенье не смогло поднять мне настроение, хотя я была благодарна, что Бернадетта послала за ним, а не заставила меня чувствовать себя виноватой за нежелание выходить замуж.
Занятая попытками понять, насколько моя жизнь может измениться в ближайшие несколько дней, и как я могу избежать помолвки. Я не жаловалась в течение следующих нескольких часов, когда Бернадетта заставляла меня повторять шаги снова и снова, пока все не было идеально, и танцевальные движения не были выжжены в моем уме. К тому времени, как мы закончили, солнце уже садилось. Я подумала о том, чтобы пойти в кабинет отца, но решила, что мне нужно немного времени, чтобы очистить свой разум и выяснить, как уговорить его дать мне отсрочку или, по крайней мере, длинную помолвку на года два или три.
Так как я всегда старалась думать на свежем воздухе, я вышла из замка и направилась в конюшню. Я обошла лошадей, которые ржали в знак протеста, так как привыкли, что я приношу им морковь и провожу несколько минут, гладя их и расчесывая гривы. Но сегодня у меня не было времени поздороваться со всеми, мне нужна была Бисквит.
У Бисквит было самое большое стойло в конце конюшни. Ее большие карие глаза встретились с моими. В них было столько глубины, что мне казалось, будто она меня понимает. Как всегда, она была безупречно белой, как свежий снег. Ее рог блестел, когда лучи солнечного света касались его, придавая полупрозрачное, ледяное сияние. Бисквит была единорогом моей матери. Магия в ее крови означала, что у нее была гораздо большая продолжительность жизни, чем у обычной лошади, и она могла быть даже бессмертной. Никто не знал, так как единороги были родом не из Австрии, а моя мать привезла Бисквит из Ирландии.
— Привет, девочка, — я погладила густую гриву, которая была цвета жидкого белого золота, — ты готова прокатиться? Мне бы очень пригодилась прогулка, — я оседлала ее и выводила из конюшни, когда Филип бросился ко мне. Охранник заменил его у входа в бальный зал, так что я не разговаривала с ним со времени урока Бернадетты. Даже если я ничего не сказала, он, должно быть, почувствовал, что что-то не так с моей позой, потому что он произнес:
— Я пойду с тобой.
Не дожидаясь моего ответа, он схватил своего чернильного жеребца Эйса и оседлал его.
Несколько минут мы ехали молча. Как бы мне хотелось, всегда чувствовать себя так, как в седле… свободной, без висящих на мне тяжким грузом обязанностей.
Филип вернул меня в настоящее.
— Надо было попросить эскорт. Ты не должна ехать одна, особенно так близко к закату.
Я пожала плечами.
— Мне много чего не положено делать.
— Тебе влетело от Бернадетты за опоздание?
С моих губ сорвался безрадостный смех.
— Бернадетта — наименьшая из моих забот.
— Тогда что тебя тревожит? Поговори со мной.
— Предстоящий бал. Я не готова к встрече с будущим супругом, — слова были твердыми и мерзкими на вкус, будто сталь. Если бы не отец, я бы уже сбежала, но я не могла так с ним поступить и окончательно разбить его и без того хрупкое
