Истории из приюта

Мэделин Ру

Истории из приюта

Алые

К чему быть просто человеком, если вы можете быть успешным?

Бертольт Брехт

Всегда существуют две смерти – настоящая и та, о которой объявляют окружающим.

Джин Рис. Безбрежное Саргассово море

Пролог

Мы желаем многих вещей лишь потому, что они нам недоступны. Лично я мечтаю о наследии, которое осталось бы после моей короткой жизни, возможно, даже вошло в вечность. Когда я этого добьюсь – не когда, а если, – это точно перестанет быть моим основным стремлением. Я жажду и боюсь узнать, чего же я захочу потом. Это будет нечто большее и, соответственно, это поглотит меня еще сильнее.

Выдержка из дневника главного врача лечебницы Кроуфорда, весна, 1953 г.

Глава № 1

Когда Кэл проснулся, класс уже опустел. Ни профессора, ни студентов. Резко подняв голову, он почувствовал, что щека успела чуть прилипнуть к парте. Во рту был кислый привкус, и мир вокруг вращался, все было перекошенным и нечетким.

– Он там.

Это был голос профессора. Профессора Рейес. Господи, она была просто невыносима! Кэл терпеть ее не мог: и эту дурацкую щель между зубами, и то, как она закатывала глаза, когда после заданного вопроса не видела поднятых рук. «Может, стоит задавать вопросы получше, леди?»

В голове стучало, и желудок выворачивало от этого кислого привкуса во рту. Он снова опустил голову на парту. Не сказать, что это было очень удобно, но все же лучше, чем держать глаза открытыми и чувствовать, как свет проникает прямиком в череп.

– Это уже в третий раз, Роджер, – говорила профессор Рейес. – Три раза. Это неприемлемо.

– Кэри, я понимаю. Спасибо, что обратилась с этим ко мне.

– Как же иначе? – Кэл представил себе, как она закатывает свои глаза-бусинки. – Но в следующий раз…

– Не переживай. – Роджер, его дорогой папаша, выдавил сухой смешок. – Следующего раза не будет.

Дверь закрылась медленно, но с хлопком в конце, как бы говоря, что профессор оставляла их одних, но была этим явно недовольна. Кэл этому тоже не обрадовался. Внутри возникло новое неприятное ощущение – настолько острое, что ему чуть не стало дурно. Впрочем, это могло быть последствием выпитого им вчера половины ящика «Юнглинга»1. Именно из-за него Кэл и отключился на уроке.

– Значит ли это, что я могу вернуться в Гринпорт? – Кэл снова поднял голову, размазав лужицу слюны по парте. – Пожалуйста, скажи, что я могу вернуться в Гринпорт.

– Мне казалось, ты ненавидел Гринпорт. Не мог дождаться, чтобы уйти оттуда.

Роджер – он всегда называл его Роджером, никогда «папа» или «отец», – подтянул брюки, взявшись за ремень, и сел напротив Кэла за парту-моноблок, которая недовольно заскрипела.

– Ну что ж, ладно, Гринпорт действительно отстой. Но здесь еще отстойнее.

Смотреть на отца было словно заглядывать в волшебное зеркало, которое показывало Кэла в будущем, если он не откажется от дешевого пива и пиццы. На голове у Роджера сохранился лишь небольшой пучок медно-каштановых волос, несколько отчаянно державшихся прядок, которые он расчесывал и укладывал гелем, пытаясь прикрыть веснушчатую лысину. Такие же веснушки, выглядевшие темными точками на постоянно загоревшей коже, были у него и на щеках. Когда-то он был красив, мать Кэла постоянно упоминала об этом – не столько с любовью, сколько с все возрастающей грустью: «Твой отец был таким красавцем, Кэл. Таким красивым парнем!»

Кэл нахмурился и уставился в пол. Неужели мать настолько обманывала себя? Она все еще повторяла этот бред, даже после развода, будто подобная мантра могла вернуть ее в прошлое. На самом деле Кэл считал, что маме повезло от него избавиться.

– Пьяный, Кэл. Ты был пьяным на уроке? В третий раз? – Роджер покачал головой, обвисшие щеки тряслись в такт, делая его похожим на моржа. – Слава богу, Кэролайн обратилась ко мне. Ты создаешь себе плохую репутацию, сынок, – такую репутацию мне еще долго не удастся сгладить или подправить.

– Как жаль!

– Сядь нормально.

Кэл так и сделал. Иногда, хотя и не часто, но он подчинялся этому необычному тону Роджера. Это был тот же голос, который Кэл слышал еще тогда, когда отец брал его на колени в детстве.

– Знаешь, некоторые назвали бы это криком о помощи. Кэл пожал плечами и покрутил шеей:

– Некоторые просто идиоты.

– Ты не вернешься в Гринпорт. – Роджер, поджав губы в подобии насмешливой улыбки, скрестил руки на груди. – Ты никуда не поедешь. Ты останешься здесь и будешь заниматься с репетитором. Ты протрезвеешь и прекратишь эти… свои… истерики. – Он поправил галстук и, отвернувшись, посмотрел в одно из высоких окон с перемычками. – Я думал, что нетрадиционная ориентация – это худшее, что могло случиться, но с началом учебы здесь твое поведение еще больше испортилось.

– Ага, Роджер, спасибо.

«Нетрадиционная ориентация…»

Острое чувство тошноты начинало ослабевать. Роджер просто пытался вывести его из себя, добиться реакции, и Кэл не мог этого позволить. Не мог допустить, чтобы это произошло.

– Ты ходил на курсы полных придурков, или это у тебя от природы?

Он ожидал гнева и не заметил, как отец занес руку. Пощечина была сильной, и Кэл почувствовал, как зубы оцарапали внутреннюю часть щеки.

Когда-то его отец был привлекательным. Когда-то его отец был атлетом. Наверное, его отец когда-то был и человеком.

«Ублюдок!»

– Ты будешь заниматься с репетитором, – повторил Роджер, покручивая кистью. – И ты прекратишь пить.

– А если нет?

Его отец встал и снова подтянул брюки, глядя на Кэла пустым, холодным взглядом.

– Мне не хотелось бы переходить к крайним мерам, Кэл. Репетитор. Трезвость. Во второй раз мы этого обсуждать не будем.

Глава № 2

Слова на странице расплывались. Возникло ощущение, что за правым глазом что-то сломалось, будто отломилась часть глазного яблока, оставив после себя ослепляющую пульсирующую боль, которая никак не исчезнет. Он постукивал пальцами по столу, пытаясь скрыть дрожь в руках.

После спора с Роджером не прошло и часа, а он уже занимался с репетитором. Перестать пить? Ну, не все же сразу.

Перед ним на столе лежал текст, а в ушах звенели слова, но Кэл, как ни старался, не мог понять их значение и то, как они могли быть связаны с ним и изнуряющим похмельем, от которого не помогал даже аспирин.

– У тебя есть пиво?

Подавив зевок, репетитор повернулась к нему. Она была милой – насколько может выглядеть милой тихий книжный червь. У нее была смуглая кожа и копна вьющихся темных волос. Наиболее привлекательными у нее были сине-зеленые глаза.

И эти бирюзовые глаза смотрели на него. Точно. Феллон. Вот как ее звали.

– Ты же знаешь, что,