– А я в ночь работаю, – отвечает Лиза.
Они спустились в ольшаник.
– Я хотел спросить, вы кто? – Он имеет в виду род занятий: свинарка, звеньевая, пастух…
– Я Шамякина.
– Шамякина? Так это ваш отец председатель? А где ж Фёдор… Федот… Федот Васильевич?
– Он, может, не будет с неделю…
– Как не будет? Будет.
– Может, не будет, не знаю.
– Да нет, должен быть.
Идут по полю. Ласточка задумчив. Что-то не так.
– А что, Лиза, кто в этом доме жил?
– В каком доме?
– Ну, где я живу.
– Священник жил, отец Павел звали.
– А где сейчас живёт?
– Не знаю, не живёт больше.
По грибы, по ягоды…
– А Быстрова где живёт, Антонина?
– Тонька? Её не будет сегодня.
– Почему не будет, Лиза? Я ж к ней приехал.
– У ней брат в Березовке болеет.
– А как же я?
– У ней брат в Березовке.
– Лиза!
– Ай?
– Лиза, куда мы идём?
– В бор. Если вам мокро, давайте воротимся. Или устали.
– Я не устал.
– Вон, сыроежку не видите.
– Странно.
Странно. «Приезжал корреспондент, задавал вопросы, задавал вопросы он всё про опоросы…»
– … А дальше, а дальше? – пытает Ласточка.
– А дальше, – продолжает рассказывать Шамякина Лиза (впрочем, без особого энтузиазма), – в один их загон. Только сейчас так не делают.
– Почему не делают?
– Не делают. Вы не пишите об этом.
– Я не буду. Я так, для себя.
– Для себя ладно. В один загон выпускают. Они поначалу помяться должны.
– Что сделать?
– Помяться. Бой у них будет. Они как разделятся парами, тут же друг дружку в низ живота, а клыков нет, удалёны. С клыками насмерть дерутся, а тут, без клыков, кто первый устанет. Устал – значит, в сторону, и визжит, что побили. А кто сильней, тот с другим, тоже сильным. А потом двое останутся, кто за главного, таких надо водой из ведра обливать, самых здоровых, до часу дерутся…
– Водой-то зачем?
– Чтобы сердечко не лопнуло. А то перегреются.
– Ну, победил один, а дальше что?
– Всё.
– Вместе живут?
– Могут вместе. Знают, кто главный – не дерутся. Спокойные.
– А как же клыки удаляют? Они ведь – подойти страшно.
– Дак это с верёвкой. В рот надо петлю засунуть, ну петля, знаете? и затянуть, чтобы за нос, а другой конец к столбу или к дереву. Он верёвку натянет, а куда денешься? Ногами упрётся и встанет как вкопанный, тут-то пасть у него сама и откроется. (Лиза смеётся.) Знай да пили.
– А чем пилят?
– Ножовкой.
– Страсти какие.
– Какие страсти! Даже не пикнет.
Ласточка пьёт молоко. На очереди картошка с луком. Завтра баба Таня принесёт ему утром солянку, что-то грибное. Всё, что нашёл, отдал приготовить Лизе. Он выписывает слова: «Лифостротон. Аваддон. Хризолит». Надо расширять словарный запас, мало ли о чём придётся писать. «Диадема. Скиния. Пакибытие. Перстный». Забыл спросить, есть ли у них на селе ячейка воинствующих безбожников.
А в детской книжке все картинки раскрашены фиолетовым карандашом. И Лазарь убогий, и блудница, и апостолы в лодке – все фиолетовые, и парус, и само море, и поросята на горе. За окнами темно. Мышка скребётся под полом. Сверчок. Всё как надо в деревне.
«Тут на горе паслось большое стадо свиней, и они просили Его, чтобы позволил войти в них». Это он уже где-то читал. Может всё пригодиться. Он выписывает.
«… Бесы, вышедшие из человека, вошли в свиней, и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло».
Ну да, известное место.
Ласточка смотрит в окно: думает.
Был такой случай, кажется, под Новгородом (слышано от Павловского). Секретарь одного из райкомов столкнулся с трудностями: шёл сбор денег по подписке на заём укрепления обороны, и не всё ладилось. Вызвался подсобить поп местного прихода, он просил, чтобы ему разрешили пройтись по деревням с крестным ходом. Ему не препятствовали. Прошёлся, распространил облигации. Тут-то их всех и к ногтю – и секретаря, и служителя культа.
Лёжа в постели, Ласточка вспоминает другой случай вредительства. В остоевском племхозе кормили свиноматок мёрзлой картошкой, чтобы спровоцировать выкидыш. И это, когда по всей стране развернулось движение за два опороса в год. Что же я опять про свиней, укоряет себя засыпающий Ласточка, а где же люди живые? И он вспоминает Лизу. Лиза. Лиза. Её глаза. Глаза Лизы. Он пытается подобрать эпитет – не подбирает. А мысли путаются. Ласточка слышит, как медленно пробирается вверх по дороге, грохоча бортами, грузовая машина. Не открывая глаз, он чувствует прилив света в комнату от скользящих фар; ему и тепло, и уютно, и немного обидно: ведь есть же грузовик, а послали подводу. Он спит.
Ему ничего не снится. Наступает утро.
Утром Ласточку будят. Он ещё не понял, где он и что его будят, но понимает, что день будет солнечный – так ярко в глазах.
– Вставайте, Виктор Сергеевич, вставайте. Вы что дверь не закрываете?
Их двое. Первого он признаёт по известной ему примете – глубокому шраму ещё, как он слышал, с Гражданской. Это председатель колхоза товарищ Шамякин, тот самый. Второй стоит за спиной у первого.
– Виктор Сергеевич, простите, что так оно получилось. Вам если справку, не знаю, или что надо куда, то мы пожалоста…
– Куда ж ему справка, – говорит второй, стоящий за спиной Шамякина, – там знают…
– Что знают? – не понимает Ласточка.
– Беда у нас, Виктор Сергеевич, вы извините, что я вчера… не до вас было.
– Что было?
– Радостный околел.
– Как околел? Когда?
– Дак я говорю, вчерась околел. Вот Савченко, ветеринар, я не представил…
– Вы как приехали, – говорит ветеринар, выступая из-за спины Шамякина, – как приехали, уже он, ясно всё, думали… Думали к полудню, а тут до ночи… Ну, разберёмся.
– Разберёмся, разберёмся, не думайте. – И оба глядят на Ласточку, ожидая от него каких-то решительных действий.
Решительно Ласточка не понимает, что делать. Он приподнимается слегка на кровати, но свесить голые ноги вниз кажется ему неприличным. В комнату ворвалась муха через открытую дверь и ударилась лбом о стекло. Он спрашивает лишь бы спросить:
– Сап, наверное? (Другие болезни на ум не приходят.)
– Откуль сап-то у свиньи? То ж лошадиное…
– А что, им и люди болеют.
– Не, лошадиное…
– Болеют, болеют, я читал.
– Крайне редко. Это когда в лимфу попадёт… когда в лимфу через оболочку слизистую… В моей практике…
– Подожди ты с практикой, – перебил ветеринара Шамякин. – Я, Виктор Сергеевич, вам о чём? Я вам о том, не вовремя вы к нам приехали. Вы уж извините нас. Вы бы обратно, а? Зачем вам тут, а?…
– Так мне… с Быстровой надо, я с Быстровой должен, с Антониной…
– Беда, Виктор Сергеевич, беда у нас. Племенной хряк… лучший в области… на него заявка утверждена, в Москву, на хряка-то нашего… К нам, знаете, уполномоченный выехал, такое дело, Виктор Сергеевич, а?
– Да-да, – говорит Ласточка, – такое дело.
– Пожалоста. Тут машина стоит, акурат к поезду будет… Поспеете. Не до вас, честное слово, не до вас, вы уж не обессудьте… пожалоста…
Облако.
Облако, оно плывёт над дорогой. А верно: день будет солнечным. Сразу за хлебопекарней растёт липа,
