— Слушай, ты методичку по лабораторной просмотрела? — спрашивает она, когда мы выходим из раздевалки. — У меня тапет заглючил и не пускал ни в какую.
Все обучающие материалы в начале учебного года загружаются в наши тапеты. Получить к нему доступ не может никто другой, переносить и копировать их запрещено под угрозой отчисления, а передача информации посторонним в устном или письменном виде вообще предусматривает уголовную ответственность.
Иными словами, ничто получаемое нами от въерхов за эти стены не выйдет.
— Ага.
— Расскажешь, пока дойдем?
— Не вопрос.
— С дороги, калейдоскопница!
Резкий удар в плечо отбрасывает Алетту в сторону, и мимо нас проходит группа второкурсниц. Судя по одежде — золото нашивок и карающая длань закона, распростертая над планетой, — с факультета юриспруденции. Разумеется, все въерхи, и среди них выделяется одна, с волосами, переливающимися золотом, как нашивка на ее рукаве. Юбка на ладонь короче положенного, а стройные ноги подчеркивают гетры. Разумеется, она даже не смотрит в нашу сторону, слышен стук каблуков, длинные до пояса волосы переливаются волнами при каждом шаге. Одна из ее свиты оглядывается на нас и презрительно фыркает, но тут же ускоряет шаг, чтобы не отстать от остальных.
— Ромина Д’ерри, — чуть ли не с ненавистью шепчет Алетта.
Мне это имя мало о чем говорит, поэтому я просто вопросительно приподнимаю бровь.
— Ты что, из моря вылезла? Ромина Д’ерри, дочь главного судьи.
Теперь, кажется, припоминаю. Имя судьи Д’ерри не сходит с первых полос газет, он один из сильнейших въерхов города.
— А еще она встречается с Лайтнером К’ярдом.
Это имя тоже знают все, Диггхард К’ярд — правитель Ландорхорна, единоличная власть. Он тот, кому подчиняются все в нашем городе — и, возможно, не только в нашем.
— Остается радоваться, что эта стерва не учится с нами на одном факультете, — бормочет Алетта. — Говорят, на своем они всех держат за глотку.
С такой родней за спиной — неудивительно. Я предпочитаю не озвучивать свои мысли, поэтому только скептически фыркаю. Алетта косится на меня:
— Ты чего?
— Задумалась про некоторые непризнанные авторитеты.
— Попробуй тут не признай. Такие, как они, раскатают ровным слоем по полу в сортире и не заметят. — Впрочем, она тут же забывает о «таких». — Так что там было в методичке?
Мы петляем по переходам, Алетта внимательно слушает, потоки студентов текут в обе стороны. Холод подземных стен продирает до костей, поэтому я облегченно вздыхаю, когда мы оказываемся в корпусе и поднимаемся в сторону кафедры подводных существ, которым будет посвящена первая лекция в этом семестре. Огромная современная аудитория уже заполнена студентами, возвышающиеся концентрическими кольцами ряды окружают кафедру-сферу, на которой со всех сторон будут транслироваться материалы. Засмотревшись на нее, я чуть сбавляю шаг, поэтому Алетта успевает проскочить, а я шагаю в арку двери в ту же минуту, что и взявшийся невесть откуда парень.
Меня ударяет сначала сильным плечом, потом — ароматом туалетной воды, резким и холодным, как морские глубины. Мы поворачиваемся одновременно, и я поднимаю голову: у стоящего напротив небрежно зачесанные назад, иссиня-черные волосы. Радужка цвета пламени и ромбовидный зрачок — отличительная черта въерхов.
Ноздри парня шевельнулись, а потом он шагнул вперед, оттолкнув меня в сторону. Больно ударившись локтем о дверь, я уронила сумку, и ее содержимое рассыпалось по полу. Перо тапета хрустнуло под чьей-то ногой раньше, чем я успела его поднять.
Перо! Перо, чтоб его! Оно стоит недельной зарплаты у Доггинса.
— Засранец.
Мой голос прозвучал неожиданно громко, после чего в аудитории воцарилась тишина. Такая тишина, что даже собственное дыхание показалось мне громким.
— Прости, — въерх развернулся ко мне, сунув руки в карманы, — ты что-то сказала?
Он смотрел на меня сверху вниз, что было несложно, учитывая, что я сидела на корточках. За его спиной нарисовались еще несколько, кажется, один из этих парней раздавил мое перо. Я успела увидеть, как у Алетты округлились глаза. Что касается остальных, они просто замерли. В тишине у кого-то что-то свалилось со стола, но больше не раздалось ни звука.
— Я сказала, — я сгребла в сумку все, что из нее выпало, и поднялась, — что ты засранец. Прощаю.
Его глаза вспыхнули рубиновым огнем, но разгореться ему помешал звонок: в аудиторию вбежал преподаватель. Я обошла создавшего толпу въерха и направилась к свободному столу, пожираемая взглядами всех, кто собрался в аудитории. Алетта, плюхнувшись рядом, ткнула меня в бок. Глаза ее по-прежнему были круглыми, как жетоны для разового проезда на гусенице.
— Вирна! — выдохнула она едва слышным шепотом. — Ты рехнулась?
— В смысле?
Вместо ответа Алетта едва заметно кивнула на парня. Под пристальным царапающим взглядом въерха мне стало не по себе, особенно когда я увидела перстень на его пальце. На печатке была выбита двойная молния, рассекающая треугольник основ. Символ рода К’ярдов.
Глава 4
ПАРШИВЫЙ ДЕНЬ
ПАРШИВЫЙ ДЕНЬ. ЕЩЕ ТОЛЬКО УТРО, а он уже паршивый. Все словно сговорились, чтобы меня довести. Сначала отец, который вдруг заинтересовался моим расписанием.
— Зачем тебе подводная зоология, Лайтнер? — спросил он за завтраком таким тоном, что мигом отбил весь аппетит, поэтому я отодвинул тост с рыбным маслом и смело встретил раскаленный взгляд.
Обычно отец предпочитает тишину и новостные ленты на своем тапете. Это на пресс-конференциях, на званых обедах и в интервью он блистает красноречием, а перед нами ему не нужно изображать примерного семьянина. Вообще никого изображать не нужно. Так проще, и всех это устраивает. Поэтому, если он решил поговорить, значит, будет выдвигать претензии.
— Мне интересны твари, которые водятся в океане.
У меня даже получилось ответить спокойно, главное, что не капли лжи, хотя я с трудом подавил раздражение.
— Тебе нужно выбирать дисциплины, которые пригодятся в будущем, а не тратить свое время не
