Я перехватываю его пристальный взгляд, направленный в сторону окна. Сама я не вижу там ничего, кроме облаков на небе. И они все серые, как наш дом.
– Итак, наше первое воскресенье в большом городе. Как только мы здесь обживёмся, то возобновим наши воскресные семейные дни. Но сейчас у нас с мамой скопилась целая кипа бланков, которые надо непременно заполнить. И ещё нужно позвонить в кучу разных компаний. Итак… Что будем делать? – спрашивает папа, и лицо его расплывается в широкой улыбке.
У него на подбородке щетина, мешки под глазами, но в целом он выглядит счастливым. Я пожимаю плечами. Не хочется его расстраивать. Мой папа просто замечательный, и я знаю, как тяжело ему всё это досталось. И маме, кстати, тоже. Но именно сейчас, кажется, нет ничего лучше, чем заползти обратно в постель, натянуть на голову одеяло и сделать вид, что мы никуда не уезжали и ничего такого со мной не произошло.
– Ну же, Тесс. Чикаго просто пропитан историей. И здесь полно отличных мест для рисования. – Папа замолкает и оглядывается на стойку. Там стоит старая банка Мейсона с отвинчивающейся крышкой. Я с ужасом наблюдаю, как он быстро пересекает комнату, хватает её и приносит мне. С гулким стуком он ставит её на стол, а я смотрю на свёрнутые бумажные квадратики внутри. И ёжусь от страха.
Банка приключений. Родители придумали это два года назад. Они вкратце описывают будущие приключения на небольших листочках бумаги и бросают их в банку, затем ждут удобного момента, чтобы подсунуть это Джону или мне. Обычно мне.
– У меня сейчас нет особого желания использовать банку приключений, папа, – бормочу я.
– Ерунда! – смеётся папа, когда поднимает банку и встряхивает её, чтобы перемешать бумажки. – Она стала катализатором многих интересных затей! Помнишь, как мы с её помощью решили на выходные отправиться на Флорида-Кис?
О, я-то хорошо помню.
– Да, в те выходные я пропустила вечеринку с ночёвкой в гостях. А всё потому, что кто-то забыл заглянуть в календарь и проверить расписание мероприятий.
Папа фыркает:
– Эти вечеринки устраивают каждые выходные, Тесса, а вот шанс увидеть что-нибудь новенькое выпадает не так часто. И Джонни тоже было интересно. Только вспомни, сколько всего удивительного мы там встретили! А всё потому, что не сидели сложа руки, говоря: «Ну да, хорошее местечко, выберемся туда как-нибудь». Так поступает большинство людей, которые никуда не ездят. А мы просто взяли и поехали. – С этими словами он подталкивает банку ко мне.
Затаив дыхание, я беру её в руки и начинаю отвинчивать крышку. Я знаю, что родители пытаются сделать нас с Джоном так называемыми учениками мира и что я должна это ценить. Но случаются дни, когда просто хочется посидеть на диване и отключиться, побыть одной. Видимо, сегодня не такой день.
Поёжившись, я вытаскиваю клочок бумаги. Я действительно надеялась, что мама придумала… как обрести душевный покой, ну или что-нибудь в таком роде. По крайней мере, это помогло бы мне некоторое время побыть наедине с собой. Но сейчас, видимо, на это рассчитывать не приходится…
– Исследовать неизвестное, – говорю я, комкая бумажку и швыряя её на стол.
Папино лицо сияет так, как будто он выиграл в лотерею.
– Замечательно! Здесь просто масса возможностей! Подумай только, ведь сам переезд в Чикаго уже само по себе приключение!
– Предпочла бы остаться во Флориде. И могла бы сейчас нежиться на пляже.
Я смотрю в окно, и мой взгляд останавливается на сером небе. Папино лицо вытягивается и немного мрачнеет.
– Эй, я знаю, что первые несколько дней получатся довольно сумбурными. И для тебя, и для нас с мамой. Но ты лучше думай так: «Я не увижу этот мир и все те замечательные вещи, которые он может мне предложить, если оставлю свои глаза закрытыми».
Мои глаза широко открыты, и, наверное, в этом-то как раз и проблема.
– Помнишь место, о котором рассказывал агент по недвижимости? Северный пруд, кажется? Ты могла бы исследовать его для начала!
Я смотрю на папу так, как будто у него три глаза.
– Папа, я даже толком не понимаю, где нахожусь! Я даже не знаю, как называется наша улица. Как мне вообще добраться до Северного пруда!
– Вообще-то Чикаго, как и другие города, нанесён на карты. Если ты знаешь координаты места назначения, то доберёшься туда без особого труда.
Я кривлю губы, стараясь удержаться от спора. Не в кайф мне блуждать по странному району в одиночку. Мне не страшно. Просто не хочется. Пока не хочется.
– На Тенистой, – добавляет папа, накалывая на вилку кусочек колбасы и отправляя себе в рот. Потом берёт со стола салфетку и вытирает уголки губ.
– Что?
– Я говорю, что мы живём на Тенистой улице. До пруда отсюда всего несколько кварталов. Я бы не предложил этот вариант, если бы он таил в себе какую-то опасность. Ты же знаешь. С тобой ничего не случится, радость моя.
Меня разрывает от смеха:
– На Тенистой? Наша улица называется Тенистой?
Брови папы ползут вверх, он, видимо, смущён.
– Да. А что?
Качая головой, я натягиваю свитер.
– Да нет, ничего. Ну просто… Не знаю… нелепо как-то. Дома здесь почти все серые, арт-объект на углу похож на средневековый станок для пыток. Да и вообще, с тех пор как мы сюда приехали, всё время льёт дождь!
Папа вытирает каплю сиропа с барной стойки. Когда он поворачивается ко мне, я вижу на его лице улыбку.
– Вот оно что! Теперь понимаю. То есть тебе такое название улицы кажется смешным и нелогичным. Ну что ж, госпожа Вудвард, я думаю, возможно, вы представляете себе всё в неправильном свете. Мне, например, название «Тенистая» сразу напоминает гамак под пальмой, на котором я нежусь и слушаю кантри в исполнении Джимми Баффетта.
Мне же название «Тенистая» всё ещё напоминает книги ужасов Р. Л. Стайна или что-нибудь в этом роде. Но, может быть, папа и прав. Возможно, я просто не даю нашему новому месту ни единого шанса мне понравиться.
– Вполне справедливо. Но только в ваших сегодняшних планах по поводу меня вы кое-чего не учли. На улице холодно.
– Привидения были холодные, – перебивает меня Джон, и папа бросает на него сердитый взгляд. Маленький Джон морщит лоб. – Они были! Точно! Честное слово! Я лежал в постели, когда они всё вокруг заморозили!
Отец ерошит себе волосы и вновь переключает внимание на меня, но на душе у меня уже неспокойно. У меня из головы не выходят слова Джона о том, что привидения были холодными.
И вдруг вспомнила! Ночью меня разбудил крик. Или плач. Притом достаточно долгий, чтобы понять, что пальцы моих ног торчат из-под какого-то небольшого стёганого одеяла. Мне пришлось им накрыться, потому что моё
