что по нему можно ходить, и поверхность пружинит под ногой, будто муравейник сделан из пористого сыра. Парень как раз решал, не сходить ли проверить насчет муравьев, когда стая мелких серых животных выбежала на середину площади и закружилась в хороводе.

«Крысы!» – обрадовался Женя старым знакомым.

Только это были не крысы. Существа были размером с некрупных поросят, без шерсти, и действительно напоминали крыс, но по мере приближения стало ясно, что это – мутировавшие собаки.

Евгений всмотрелся в круговерть невиданных им ранее животных и разглядел в этом движении смысл. Твари выталкивали из своего круга яростно огрызающуюся самку с детенышами.

Женя ухмыльнулся в маску и подошел ближе. Самка отвернулась от сородичей и, оскалившись, загородила детенышей от человека.

Стало видно, что обреченные на заклание звери покрыты белесыми язвами, из которых сочится гной.

«Да они больные!» – догадался парень.

Тратить патроны не хотелось. Он с удивившей его самого точностью ударил самку штыком, пригвоздив ее к земле. Штык автомата увяз в хрустнувших ребрах, пришлось извлекать его, упершись ногой в издыхающую тварь. Детенышей Женя затоптал сапогами…

В голове снова возникла и уже не пропадала цветоволновая картина мира. Евгений закрыл глаза и стоял так, не шевелясь и почти не дыша. Цвета мира, видимые только ему, искрились и переливались, словно осмелев после ухода людей. Вичухи занялись своими делами: вернулись к трупу пулеметчика, уволокли наверх и приступили к трапезе. Цвет их пиршества был ярко-красным и даже красивым, но туда смотреть Женя не хотел.

Ожил «муравейник». Один из его склонов, казавшийся золотистым, вытянулся длинным языком, накрыл ковром тело вичухи и запульсировал серебристыми брызгами, переваривая ее. Другой язычок, поменьше, деликатно обогнул стоящего человека и тронул останки крысоподобных собак, словно пробуя их на вкус. Этот желтый пористый язык муравейника был усеян крупными, разного размера дырками. Кончик его приподнялся и… посмотрел.

– Чего тебе? – спросил Женя.

Он не мог разглядеть ничего похожего на глаза, но ощутил внимательный взгляд. Видимо, смотрели дырки. Языки муравейника убрались к конусу, не оставив на земле ни вичухи, ни собак. Однако кусок, что был у ног парня, с хрустом отломился и ковриком улегся на асфальт.

Наступила тишина.

Женя пошел к гермоворотам, не обращая внимания на тянущийся за ним кровавый след. Он улыбался улыбкой человека, хорошо сделавшего свою работу.

Все еще держащий ворота открытыми сталкер почуял эту улыбку.

– Проходи!

Если раньше в его голосе звучало нетерпение, то теперь его сменил благоговейный ужас.

Евгений шагнул внутрь, и низкий потолок обрушился глухой тяжестью на лоб, сдавил мозг так, что дышать стало невозможно. Парень отпрянул назад. Упал снаружи, уткнулся лбом в покрытый изморозью асфальт. Заставил себя дышать мелко и часто, чтобы прийти в чувство. Рванул ворот комбеза, но тот не поддался.

– Полегче! Что с тобой?

Женя окинул взглядом двухметровую фигуру в чистом ОЗК.

– Дяденька Сергеич, плохо мне, в голове что-то щелкнуло, – запричитал юный сталкер. – Не получается войти, задыхаюсь.

Начальник Баррикадной проигнорировал фамильярное «Сергеич».

– Возьми меня за руку, давай вместе еще раз попробуем.

Парень послушался, уцепился за протянутую рукавицу, встал. Часовые на входе разглядывали его с любопытством. Пришлось набрать в грудь побольше воздуха и снова сделать шаг. Жаркое удушье легко выбило из легких остатки кислорода. Ноги подогнулись, и Женя повис на руке Сергеича.

– Что с тобой Женечка? – Дед теребил его за хобот противогаза. Мальчик лежал на спине, головой на его коленях. Сергеич сидел на табуретке спиной к прикрытой герме.

– Внутрь не могу… Не дышу там.

– Это у него от свежего воздуха? – с недоверием произнес Сергеич.

– Клаустрофобия? – предположил Дед.

– Горазд ты на словечки. Делать что будем?

– Врачу его показать!

– Акопяна на «Пятый год» вызвали.

Женя слушал разговор стариков и силился вспомнить станционного врача Оганеса Ваганыча. Они с Дедом не болели и никогда к тому не обращались.

– Сталкеры говорят, ты держался молодцом, вичуху завалил. Можно сказать, стал взрослым мужчиной, прошел обряд посвящения. А тут такое! Нам так нужны сталкеры!

– Инициация! – продолжил блистать эрудицией Максимыч.

Начальник Баррикадной что-то неодобрительно буркнул, перевел взгляд на Женю.

– Говорят, тебя звери не трогают!

Парень сполз с коленей Деда на землю, встал на четвереньки:

– Я вижу цвета!

– Правда? – обрадовался старик.

Женя легко вскочил на ноги:

– Они… звери… это… умирать ко мне идут… Чтобы я их того… кончил… Из милосердия. Никакой я не сталкер. И вичуха эта, и собаки – больные были.

– Как это называется? – Сергеич был уверен, что Дед найдет нужное слово, но все же уточнил: – Добивание. Из милосердия когда?

Тот выдержал взгляд начальника.

– Мизерикордия.

– Для кликухи длинновато, – начальник Баррикадной тоже встал. – Мизер? Это для блатных кличка. Корд – это пулемет такой. Да и какой ты пулемет? Мелковат для пулемета. Маленький, шустрый, незаметный. Как что?

Он снова обратился за помощью к Деду.

– Как стилет. Мизерикордом называли стилет, который прятали обычно в рукаве.

– Нормальный позывной. Нравится?

Женя поморщился, но противогаз скрыл от Сергеича гримасу.

– Ну, тогда пойду к врачу на «Пятый год». По поверхности! – объявил парень.

Дед, скрипнув коленными суставами, тоже встал. Чужой ОЗК висел на нем мешком.

– Я с тобой, – старик тяжело выдохнул и повертел в руках дозиметр.

– Дорогу вспомнишь? – Сергеич выдернул дозиметр из его рук, показал нужную кнопку. Прибор мерно запикал.

– Вспомню, – бодро заявил Дед, вернул себе дозиметр, отключил и спрятал в накладной карман на животе.

– Ну, бывайте тогда, – попрощался Сергеич. – Помни только, Женя: решай свои проблемы и возвращайся. Всегда примем.

Парень повернулся спиной к старикам, он не чувствовал ни страха, ни огорчения. Черно-белый мир Баррикадной уже был ему тесен.

Коврик ткнулся уголком в ногу. Отполз. Призывно приподнял уголок.

– Зовешь меня? За тобой идти? – не ожидая ответа, поинтересовался Женя. Он посмотрел, как за Сергеичем закрылись гермоворота.

Коврик не ответил, наверное, функцию рта дырки выполнить не могли.

– Что это? – испуганно произнес Дед.

– Не видишь? Коврик… Не опасно.

– Опасно-неопасно. Допустим, звери тебя не трогают. Если в их стае есть больные. А если больных нет? А если зверь – одиночка? И полностью здоров? Молчишь? То-то и оно!

Глава 2

Сладости для радости

Может ли снег быть черным? Да, может. Еще как может! Женя видел его своими глазами.

Ядерной зиме закон не писан. Она изменила не только привычные краски, но и физические законы.

Снег темнел, еще не коснувшись земли. В воздухе он смешивался с поднимаемой ветром пылью и опускался на руины зданий, уже изменив свой цвет.

Снежные шапки, лежавшие на грудах битого кирпича и обломках бетона, местами твердели, превращаясь в корку, местами становились рыхлыми и таяли, сбегая на растрескавшийся асфальт похожими на слезы струйками воды. Казалось, что израненный, но еще живой город плачет…

– Стой! – Дед еле шел, опираясь на руку Жени.

– Деда, совсем устал?

– Нет… Посмотри сюда… – старик указал на неприметный холмик среди покрытых черным снегом развалин.

– Это – могила того, чьим именем я тебя назвал… Доброго подполковника Жени.

Парень постарался получше рассмотреть холмик, но ничего примечательного не заметил. Он вспомнил,

Вы читаете Зима милосердия
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×