Громадный локомотив, слепя прожекторами и просто светясь цепочками огней, похожий на цельный слиток серого металла вместе с единственным вагоном, соединенным почти без промежутка, качнул Диноэла воздушной волной. Меж растопыренными обтекателями полыхнул раскинувший крылья серебряный орел с прямыми, косо срезанными, как десантные кинжалы, перьями, и буквы лапидарного рубленого шрифта: «Стимфал. Вооруженные силы». Две секунды он сотрясал пространство перед Диноэлом, и унесся прочь, сжавшись в точку в неведомой дали, лишь все те же рельсы, разволновавшись, еще минуту, затихая, пели вслед.
Дин неподвижно смотрел в ту сторону, куда исчезло страшилище, и в голове почему-то издевательски стонал Володя: «Едет, едет батюшка наш!» Вот он, проклятый бессмертный призрак, предвестник чего-то, о чем и думать не хочется. Да будь оно все неладно. Рука Диноэла опустилась, и большой палец сам собой лег на ребристый затыльник курка «клинта». И не просто лег, а даже будто бы сдвинул тот с места, ощутив упругую неподатливость пружины.
Да, он там, внутри, подумал Дин. Высокий седой старик. А может, и не старик, может, он там молодой, но седой все равно, он поседел в девятнадцать, во время десанта на Цереру, единственный выживший, один из нескольких сотен. Там был – да и сейчас есть – мир вечного мрака, населенный чудищами, психотехническими мутантами, пожиравших всех, кто к ним попадал, они этим жили, и в их чудовищные головы даже прийти не могло, что однажды явится мальчишка, зеленый новобранец, который начнет пожирать их самих. Просто потому, что захочет есть. Да, запомнили они там Джона Кромвеля. Он землянин, но ненавидит Землю, и однажды уже был в полушаге от того, чтобы… Да нет, прервал сам себя Диноэл, дело не в этом, черт бы с ним со всем, дело в другом – где, какую я дал клятву, когда подписался на то, что обязан его остановить? С какой радости это стало моим долгом? Может, права Мэриэтт – уже хватит, есть другие? Кто их видел… Может, прав Скиф – есть угрозы пострашнее? Наверное, наверное. И то сказать – сколько можно. Но. Мне осталось недолго, я свой ресурс давно выработал, но кто сказал, в какой Глубинной Книге написано, что это недолго надо выбросить псу под хвост? Если будет везение да воля Господня, успею еще что-нибудь, а там, глядишь, и сменит меня кто-то на этой дороге. Но еще не сегодня. Не сейчас.
Крякнув, он взгромоздил дрезину обратно на рельсы, поправил выехавший из-под багажных ремней ящик «Гленфиддича» и запустил мотор.
* * *– Итак, ты самовольно влезла в мой инкубатор, – сказал доктор Розенталь. – И как мне теперь быть? Какую назначить репарацию? Вообще-то, ты не очень-то в моем вкусе – фигура спортивная, стрижешься коротко… просто какая-то норвежская лыжница…
– Я и есть норвежская лыжница, – ответила Эрика.
– Я не закончил. Но все равно – скажем, совместный ужин… хотя бы в японском ресторане – и я примирюсь с твоим вторжением.
– Я подумаю, – пообещала Эрика. – А ты брынзу не забудь купить, соблазнитель.
– Я-то не забуду, а ты лэйбл там изобрази – чтобы лаборантам не путаться, и инспекция придерется.
Эрика спустилась в «инкубатор» и на минуту задержала шаг у окошка термостата, где так упорно боролся за жизнь ее любимец. За нагромождением шлангов и проводов мало что было видно – лишь крохотная детская ручка да сморщенная гармошка головы, из складки которой время от времени поглядывал ярко-синий глаз. Эрика поднялась по металлической лесенке и оказалась у приборного щита, где две дюжины мониторов сообщали о давлении, температуре, кардиометрии и других жизненных параметрах эмбрионов, коротавших время в своих блоках и ячейках под опекой компьютера. Под каждым экраном имелся пластиковый кармашек, куда был вставлен ярлык с серией и номером.
Но на нужном Эрике мониторе такое приспособление по каким-то причинам отсутствовало, а вместо него был попросту наклеен квадратик разлинованной бумаги, на котором, похоже, собирались что-то написать, да так и не раскачались. Впрочем, у ее питомца ни серии, ни номера пока что не было и даже не намечалось.
Она поискала ручку и тут же с досадой вспомнила, что оставила ее в кабинете. Возвращаться у Эрики ни малейшего желания не было, и она отыскала на столе дежурного широкий разбитый маркер. Первая же корявая буква «Э», накарябанная на бумажке, явственно дала понять, что написать этим размочаленным бревном «Эрика Ленгсхольм» на таком клочке – наивная иллюзия. Эрика намалевала еще «Р», поставила точку с хвостом, мысленно обругала себя, что сразу не догадалась писать в две строчки, и кое-как еще вместила «Л», «Е» и «Н», загнув вниз последнюю палочку. Втиснуть букву «Г» уже никак не выходило. Эрика нахмурилась, потом вздохнула, со звонким щелчком вернула на фломастер колпачок и ушла. Дверь шлюзового бокса с чавканьем закрылась, освещение автоматически отключилось, и холодный блик от экрана упал на лезущие друг на друга кривые печатные буквы: «ЭРЛЕН».
31 мая 2016 года.
В книге использованы термины из произведений
И. Ефремова
А. и Б. Стругацких
И. Варшавского
Ф. Херберта
С. Таунсенд
Дж. Даррела
В. Набокова
М. Щербакова
Дж. Роулинг
С. Лема
Д. Голсуорси
М. Булгакова
Р. Хейнлейна
Л. Уоллера
Х. Миядзаки
В. Шефнера
С. Жарковского
Г. Гаррисона
Э. Хемингуэя
а также серии игр «Mass Effect» и «Crysis»
Примечания
1
Добавлю только одну любопытную деталь. Среди страниц «Стенограмм» было обнаружено нечто вроде закладки – кусочек картона с наклеенной на него крохотной вырезкой из журнала «Интеллидженсер» почти тридцатилетней давности. Речь там шла о том, что на дальний форпост цивилизации, космическую станцию Цитадель, проникли неизвестные злодеи, которые выкрали из тюрьмы некую бандитскую атаманшу, изрешетили в лохмотья некстати подвернувшегося губернатора окрестных территорий, после чего скрылись неведомо куда. История произошла в дальнем закрытом районе под названием Траверс, где подобные события были тогда делом вполне заурядным, так что никто так и не смог объяснить, почему Скиф хранил эту заметку столько лет.
2
Простой дворянской семьи.
