Только он задерживается. Я расхаживаю у окна в ожидании, когда свет фар окрасит стену. Вот наконец настает этот момент, и мое сердце пускается вскачь.
С мягкой улыбкой на губах подбегаю к двери и слышу, как Коннор поднимается по лестнице, стуча ботинками со стальными носами по ступеням. И с каждым его шагом мои нервы натягиваются все сильнее, пока в итоге не отдаются вибрацией в руках и ногах.
– Привет, милый! – восклицаю я и тянусь к нему за поцелуем.
– Привет, – грубовато произносит он, лишь едва касаясь моих губ, а затем проходит мимо, словно меня тут и нет.
– Я тебе кое-что приготовила.
– Я не голоден. – Он плетется по коридору и скрывается в ванной, не дав мне ответить. Даже входную дверь не закрыл.
С секунду я смотрю ему вслед, а затем иду за ним.
– Это не еда, а…
– Меня уволили, Энн. Я не в настроении для болтовни, ясно?
Сложно не отступить от звука его голоса. Есть в нем опасные нотки, которые кричат мне убраться подальше. Как можно дальше. Будь я умнее, ушла бы. Прямо сейчас, пока гнев не начал расти, кипеть, томиться и взрываться.
Увольнение было неизбежно, конечно же. Коннор часто так выматывался, что было уже не до работы. Сказались ночи, когда он не спал допоздна, помогая маме. Ночи, когда он ворочался в кровати, замученный прошлым и безразличный к будущему.
Он пропускал. Опаздывал. И все же я почему-то не ожидала такого исхода.
Что теперь? Спрятать сердце? Приберечь его до лучшего дня? Оно стоит на обеденном столе во всем своем сияющем великолепии под светом люстры. И мне даже при желании его не спрятать. Хотя можно набросить на него простыню. Надеюсь, так Коннор его не заметит.
Мне хочется, чтобы он улыбнулся, когда я вручу ему это прекрасное произведение искусства. Хочется увидеть, как оно повлияет на Коннора, когда он поймет, как сильно я его люблю.
Но ничего не получится, пока он в таком настроении. Все эти долгие часы работы пропадут даром. Так нельзя. Мой труд должен быть оценен. Мне нужно увидеть отдачу, иначе меня поглотит разочарование.
Киваю себе и направляюсь к шкафу в коридоре. У нас должна найтись парочка лишних простыней. Да и сам шкаф сгодится. Можно освободить место на полке и спрятать там сердце. Оно не крупнее баскетбольного мяча, хоть и более хрупкое и странноватой формы.
Отодвигаю полотенца и коробки, рьяно расчищая место – нужно успеть до того, как Коннор выйдет из ванной. Он не в настроении для подарка и может неправильно его понять. Нужно сберечь скульптуру до лучшего момента. Лучшей возможности. Лучшей…
– Что это? – Раздается голос Коннора. И отнюдь не из ванной. А из столовой. Мое сердце пропускает удар. Слишком поздно прятать скульптуру.
Я иду к Коннору, молясь, чтобы он был счастлив и чтобы все эти месяцы труда окупились. Поворачиваю за угол, вижу его лицо, и меня отпускает напряжение.
Черты его лица смягчились, а в глазах отражается небывалая благодарность – они светятся ею. Коннор подходит и, обняв, кладет подбородок мне на голову.
– Спасибо. Я сегодня в этом нуждался. Очень сильно.
Я киваю и прижимаюсь щекой к его груди. Слышу биение его сердца, спокойное и ровное. Оно действует умиротворяюще, и постепенно мы оба расслабляемся.
– Я люблю тебя, – произносит Коннор. – И всегда буду любить.
– Так тебе оно понравилось? – спрашиваю я, отстраняясь, чтобы заглянуть в его глаза.
– Да, безумно. Оно прекрасно.
Улыбаюсь.
– Рада слышать. Я трудилась над ним несколько месяцев. Сама собирала стеклышки на пляже.
– Это многое для меня значит. Ты себе даже не представляешь. Я всегда буду им дорожить. Как и тобой.
Я улыбаюсь и снова его обнимаю. У меня все получилось.
Наконец-то я что-то сделала правильно.
30 августа
Один год
Каждая частичка моего тела пульсирует. Дикая боль исходит от груди и разливается по рукам и ногам. Я сажусь, пытаясь выбрать удобное положение, чтобы не задеть синяки и раны, но замираю от хруста стекла, разбросанного повсюду.
Она разбита. Моя прекрасная скульптура. Пол усеивают тысячи осколков, и каждый из них символизирует очередной час, который я потратила на кропотливые поиски морского стеклышка, идеально дополняющего другие.
А теперь от нее ничего не осталось. Как и от меня.
Дотянувшись до кровати, сдергиваю с матраса старенькое оранжевое одеяло и накрываюсь им с головой. Время от времени за окном сверкает молния, озаряя мой кокон красновато-коричневым светом. Комната гудит от звуков проливного дождя, но мне это нравится – заполняет комнату и разгоняет тишину.
Новая вспышка отбрасывает блики на янтарное стеклышко, угодившее в мой кокон. Я быстро отпихиваю его ногой. И при виде, как оно исчезает, мое сердце сжимается. Коннор знал, как много значила эта скульптура. Сколько я засиживалась допоздна, склеивая все воедино.
Он сказал, что всегда будет ею дорожить.
Вместо этого разбил ее в приступе ярости.
Воздух под одеялом нагревается. Я качаюсь взад-вперед, взад-вперед в своем пузыре, где не существует ничего, кроме меня.
Я не знаю, что делать дальше.
У меня никого не осталось.
Как он и хотел.
16 июля
10 месяцев, 16 дней
– Почему бы тебе просто меня не возненавидеть? – Коннор даже не смотрит на меня. Сидит в кресле, уставившись на свои руки. Я знаю, что он изучает белые линии, бороздящие его кожу. Они извиваются на костяшках, как дорожная карта – свидетельство того, откуда он родом. – Почему не видишь, что слишком хороша для меня?
– Я…
– Да, так и есть! И ты это знаешь!
Ненавижу такие моменты. Ненавижу, когда он убеждает меня бросить его. На самом деле он этого не хочет. Я это знаю. В нем говорит вина за содеянное. Это съедает его изнутри.
Бывают дни, когда Коннор мечтает проснуться без меня. Если я уйду, он сможет представить меня счастливой. Иногда мне кажется, что это помогло бы ему больше, чем моя поддержка.
Но для этого уже слишком поздно – я никогда не смогу уйти. Я все о нем знаю. Ему не справиться без меня. Кто тогда будет собирать его по кусочкам и подталкивать в правильном направлении. Я должна все исправить. Склеить все вместе и замазать трещинки в надежде, что никто не заметит подмены.
– Прошу, давай не сегодня, ладно? – говорю я. – Иди сюда. Просто обними меня.
Сидя на кровати, я тяну к нему руки, как мать к ребенку. Но Коннор не шевелится, и мне становится тоскливо без его объятий.
– Нет. На этот раз ты меня выслушаешь. Ты должна уйти, забыть обо мне и никогда не вспоминать.
