Бой завязался уже в глубоких сумерках. Сперва на расстояние навесной стрельбы подошли четыре сотни лучников, опустошивших колчаны, но не причинили баталии серьезного вреда — люди прятались за башенными щитами и павезами, погибших оказалось не больше десятка. Затем в атаку двинулись спешившиеся рыцари Фихшейза, и на подходе их встретили «Виноградные шершни» — три сотни наемников-арбалетчиков из Треттини, проредив первые ряды и сбив напор, а после, когда враг все же ринулся на штурм, пытаясь забраться на насыпь, его «приняли» добрые пики, гостеприимные алебарды, ласковые полэксы и милосердные гизармы в товариществе с участливыми годендагами.
Ломая панцири, пробивая шлемы, заливая склон кровью, они заставили фихшейзцев откатиться назад, оставив убитых и раненых. Последних пришлось добивать и отволакивать крюками в поле, подальше от стоянки.
Когда стемнело, стороны успокоились до самого утра. Барон установил ночные дежурства, приказал освещать насыпь и следить за флангами, если враг все же задумал какую-то подлость. По периметру реки и ручья расставили секреты, и только после этого люди смогли хоть немного отдохнуть и расслабиться.
Дэйт наконец-то снял с себя броню и даже искупался в реке, несмотря на нытье оруженосца Дикая, который беспокоился о своем господине по поводу и без повода.
— Хватит трястись за меня, — сказал ему начальник охраны герцога, пока помощник держал зажженный фонарь. — Ты хуже, чем три моих дочери, беспокоящиеся о своем скором замужестве.
Это немного пристыдило парня и тот перестал причитать, и лишь недовольно сопел да держал шестопер наготове, пока его господин залезал в холодную воду.
Мастер Рилли, командир наемных стрелков, пришел к костру, когда Дэйт вытирался отрезом ткани, стуча зубами и негромко ругаясь. На воине была простая вельветовая куртка и короткие штаны, открывавшие волосатые лодыжки. Он явился босым, а щегольский алый берет был засунут за широкий пояс, на котором висел фальчион со старенькой рукояткой.
Невысокий, улыбчивый капитан арбалетчиков не отказался ни от вина, ни от жареных куриных крылышек и насладился ужином в компании приближенных Дэйта.
— Сиор, — сказал этот чернявый щуплый треттинец, ковыряясь палочкой в зубах после ужина. — Барон приказал отправить с вами какое-то количество моих славных братьев.
— Вы недовольны этим.
Последовало невозмутимое пожатие плеч:
— Отчасти. Теперь мне придется разделить людей. Это снизит эффективность отряда, приведет к лишним потерям, а на моих лейтенантов лягут дополнительные обязанности. Да и у меня седых волос прибавится.
— Но да Мере щедро платит и не задерживает жалованье.
— Верно, — нехотя согласился наемник. — Он честен и без сожаления отдает марки за наши риски. И не против, чтобы ребята шуровали по вещам покойных врагов, да хранят их души Шестеро. Но… подземелье не входило в условия контракта.
— К тому же сам герцог обещал всем наемным отрядам премию после окончания войны. Он держит обещания. А я — его слово на этой стороне горного хребта, — напомнил Дэйт.
— Интересно выслушать ваше предложение, — прищурился Рилли, начав понимать, куда тот клонит.
— И вот вам мое слово. Те, кто пойдут с нами к Червю, получат двойную выплату. Сразу.
Треттинец вздохнул так, словно ему сообщили о тяжелой болезни любимой бабушки.
— Мы не горим желанием лезть под землю, сиор. Жители Треттини ценят небо, простор и свежий воздух. — Капитан наемников взмахнул зубочисткой, словно та должна была подтвердить его слова. — Под землей люди должны оказываться, лишь попав в могилу. К тому же Червь, как я слышал от солдат, место древнее, помнящее прошлую эпоху. Мало ли что может скрываться во мраке… Знаете ведь, как опасны вещи и места из прошлого.
— Двойная оплата, мастер, — еще раз напомнил Дэйт. — И все доспехи, оружие и золото с убитых, в которых после боя мы найдем хотя бы один ваш болт.
— И выкуп за благородных пленников тоже, — тут же ухватился капитан наемников.
— Сожалею, — сухо ответил Дэйт. — Вы уже должны были понять, что мы не берем пленных. Это правило баталии. Пленные обременяют движение армии, их надо охранять, кормить и заботиться. Они пришли на нашу землю, чужаков никто сюда не звал, поэтому смерть для них — единственный вариант. Все, что вы сможете себе позволить: сбросить выживших в Улыбку Шаутта. Такое удовольствие я могу вам предоставить.
Командир арбалетчиков покачал головой, ответив на предложение легкой улыбкой:
— Нам не платят за работу палачей, сиор. «Крутящиеся черепа» или же «Соловьи Лентра» легко бы согласились, но «Шершни» дорожат своей репутацией. Мы просто солдаты. Согласен на двойную оплату и сокровища с мертвецов. А пленных сбрасывайте в пропасть сами.
Треттинец степенно протянул руку, и Дэйт ее пожал, скрепляя сделку с наемником.
— Дополнение к контракту подпишем, как станет светло. И сразу получим выплату из сундука любезного казначея милорда да Мере. Я, пожалуй, пойду с вами, а лейтенантов оставлю общаться с бароном. От его вечерних ужинов у меня наутро вечная головная боль. Сколько уходит с вами?
— Сто три человека.
Треттинец сунул палец в правое ухо, поковырял в нем, изучил ноготь в свете оранжевого пламени.
— Негусто, сиор. Риски велики.
— Риски есть в каждой битве, сто человек у тебя или двадцать тысяч. Ведь знаете, как все может повернуться, если удача окажется на другой стороне. Проиграть можно и с трехкратным преимуществом. Чтобы держать мост, надо не больше десятка. Одни дерутся, остальные в резерве и меняются по мере надобности. Мы веками следуем этой тактике в горах. Сколько вы готовы взять стрелков?
— Тридцать?
— Из трех сотен? Мало. При тридцати стрелках мы получаем пять арбалетов на каждый из мостов, если враг начнет атаку одновременно по всем направлениям.
— Сорок?
— Пятьдесят.
— Платить барону и герцогу, сиор, — усмехнулся Рилли и отправил палочку, которой чистил зубы, в пламя. — Пусть будет пятьдесят. Только обеспечьте моих стрелков светом, чтобы было видно, в кого бить.
— Возьмите болтов столько, сколько сможете нести. И даже чуть больше. И павезы.
— Уже сделано,
