Мама частенько приглашала дедушку Поллукса и бабушку Ирму в гости, хотя и понимала, что они не могут изменить завещание сэра Моргана. Мама надеялась, что, пообщавшись с Белл, Роми и мной, бабушка с дедушкой помогут нам купить поместье, более соответствующее статусу нашей семьи. Однако дедушка был непоколебим.
— Девочки для семьи — отрезанный ломоть, — жестко говорил он, сурово глядя на нас. — А в Блэквуде всегда будут жить Блэки! Если же мужчина из семьи Блэк не способен обеспечить своей жене и детям жизнь, подобающую древности его рода и занимаемому в обществе положению, — значит, это не настоящий Блэк! Моя дочь Вальбурга — в сто раз больше мужчина, чем ты, Сигнус!
Слыша эти слова, папа бледнел, а мама кусала губы, не замечая, что на ее обычно бледном лице появлялись некрасивые красные пятна.
В отличие от отца, наш дедушка сумел сохранить почти все собственное состояние. По слухам, во время массовой конфискации земель Поллукс Блэк дал огромную взятку министерским чиновникам, и те оставили ему небольшой надел, на котором продолжали трудиться домовики. А бизнесом дедушка не занимался принципиально и презирал всех деловых людей, особенно неудачников. Решив вложить деньги в строительство волшебных железных дорог и став жертвой мошенников, наш папа навсегда потерял уважение своего отца.
— Всех этих бизнесменов, прости Мерлин, в наше время называли просто — барыги! — резко говорил дедушка, гневно глядя на своего неудачливого сына. — Среди Блэков нет барыг и никогда не будет!
Отец еще больше бледнел и втягивал голову в плечи, но никогда не пытался возражать.
Завещание сэра Моргана особенно огорчало меня, поскольку я любила и по-прежнему люблю Блэквуд, причем не потому, что это поместье обеспечивало нашей семье материальное благополучие и положение в обществе. До сих пор, стоит мне закрыть глаза, я вижу сложенный из огромных камней старый дом, увитый плющом, диким виноградом и вьющимися розами, гуляю по саду, брожу по аллеям парка… Блэквуд — это целый мир, прекрасный и самодостаточный, чудесная страна моего детства, моя радость, мое счастье…
Однако удержать Блэквуд мы не могли в любом случае. Единственным спасением от нищеты оставалось выгодное замужество для нас троих, а этого было нелегко добиться, учитывая более чем скромные семейные капиталы. Отец после катастрофы, постигшей его, когда он попытался заняться бизнесом, отстранился от решения финансовых проблем; мама взвалила это бремя на себя и порой срывалась на мужа, позволявшего ей в одиночку сражаться с жизненными невзгодами. В детстве, конечно, я всего этого не понимала, но сочувствовала маме, сама не зная почему.
Она очень ответственно относилась к своим обязанностям и с самых первых лет жизни готовила нас троих к тому, что мы должны будем осуществить, став взрослыми.
— Вы — самые лучшие, самые прекрасные и самые замечательные девочки на свете, — раз за разом повторяла мама, после очередного визита мадам Картье наряжая нас в сшитые почтенной портнихой красивые платья. — Никогда не забывайте об этом и ведите себя подобающим образом — как благовоспитанные высокородные барышни! Вы достойны самых лучших, самых высокородных, самых богатых женихов! Ни перед кем не робейте, но не забывайте: дуры с удовольствием демонстрируют свой ум, а истинно мудрые женщины не выставляют его напоказ, но непременно добиваются своего!
Не перестаю удивляться тому, насколько своеобразный результат имели мамины уроки! Впрочем, даже в детстве ее нравоучения пропадали втуне: Белл и Роми, не заботясь о хороших манерах, постоянно воевали друг с другом, и нянюшка Тамми только охала, залечивая юным барышням многочисленные синяки и царапины. Сестры объединяли усилия лишь в двух случаях: когда защищали отца от мамы или когда в Блэквуд приезжали Блэки, Розье и Лестрейнджи с детьми. В дни больших приемов Белл и Роми, забыв о своей обычной вражде, давали отпор нахальным мальчишкам, и Тамми приходилось лечить не только юных хозяек, но и их сверстников-гостей.
Мама поначалу пыталась запретить эти войны, но быстро осознала свое бессилие и, подобно всем мудрым людям, одобрила то, что не могла изменить:
— Может быть, это и хорошо, — вздыхала она. — Так девочки и мальчики лучше узнают друг друга…
Я в военных действиях своих родичей участия не принимала, поскольку не понимала, зачем тратить время и силы на бесполезные драки, но ожидания мамы все равно оправдывала только частично. Я могла быть милой и обаятельной с гостями, но, если вдруг видела, слышала или вспоминала что-то интересное, то немедленно переключала внимание на это и забывала о собеседниках. Кроме того, в такие минуты я порой забывала о правилах хорошего тона и говорила то, что думаю, а не то, что хотели слышать гости.
Мама до последнего надеялась, что я со временем смогу преодолеть свой досадный недостаток. Она часто повторяла, успокаивая себя:
— Белл — старшая в роду, строгая, но прекрасная хранительница семейных традиций, истинная Блэк! Роми — лесная дикарка, свежая и непосредственная…
На этих словах мама вздыхала, поскольку считала, что ее средняя дочь внешностью и манерами больше похожа на мальчика, чем на девочку. Но, когда речь заходила обо мне, мама вновь оживлялась, и, счастливо улыбаясь, говорила:
— А ты, Нарцисса, — настоящая Розье, свежая и прекрасная, как цветок, в честь которого названа! Ты умеешь быть приятной и любезной с людьми, ты непременно добьешься своего!
Частично мамина уверенность имела под собой основания: несмотря на постоянные конфликты между Белл и Роми и на то, что мы по-разному относились к родителям, я умудрялась сохранять прекрасные отношения и с отцом, и с мамой, и с сестрами. Белл удивлялась, зачем я общаюсь с коровой Роми, а Роми недоумевала, что я нахожу в зануде Белл, но каждая из них с удовольствием проводила со мной свободное от конфликтов время — учила, наряжала, рассказывала интересные истории…
Тогда я считала (хотя, возможно, и не могла выразить этого словами), что разногласия между нами не отменяют того факта, что все мы — Блэки, одна семья, единые и в радости, и в горе, и сходства между нами больше, чем различий.
Я впервые задумалась о том, какие мы разные, 6 августа 1965 года — в день, когда Белл исполнилось четырнадцать лет.
Точнее, все началось через несколько дней после возвращения сестер из Хогвартса: Белл закончила третий курс, а Роми — первый. Нет нужды говорить, что мне, десятилетней, сестры казались очень взрослыми, и я отчаянно им завидовала. Странно все же, что в