Парень попытался потянуться к телефону, но руки дрожали, а с левой руки тонкой струйкой кровь капала на линолеум.
— Черт, — это было последнее слово, которое прохрипел Ньют, прежде, чем упасть на пол, начиная задыхаться.
***
Минхо ехал по утреннему городу, искренне удивляясь потоку машин с утра. Хотя, в прочем, ездил он с утра редко, так что, возможно, такой поток был всегда. Азиат взял старенькую тойоту у отца, пообещав, что на машине не будет ни пылинки. Но уже спустя тридцать попыток дозвониться Ньюту, Минхо понял, что он не может гарантировать даже отсутствие царапин на отцовской «японке».
Минхо жал на педаль газа, как только выезжал на более менее свободную полосу, матерился, проклинал светофоры, нерасторопных водителей и пешеходов. Он знал, что Ньют просто так не будет игнорировать тридцать пропущенных звонков. Что-то случилось. Минхо понимал, что, скорее всего, история повторяется. Когда азиат открыл квартиру дубликатом ключа, он услышал лишь тишину. Не было даже привычного утреннего гудения кофеварки или же бормотания радио. Была абсолютная, пугающая до дрожи в коленках, тишина.
Минхо, зайдя в зал, увидел Ньюта, лежащим на полу. Издалека могло показаться, что блондин просто уснул, лежа частично на диване, а частично на полу. Кровь на руке и ногах запеклась и, подойдя ближе, Минхо заметил, что Ньют еле дышит. Блондин открыл глаза и прошептал:
— Всего лишь паника, Минхо. Все хорошо. Позвони Томми.
Ньют снова закрыл глаза и, вдохнув в легкие как можно больше воздуха, добавил:
— И открой окно.
Минхо сначала попытался поднять друга с пола, но тот лишь протестующе помотал головой. Тогда азиат открыл окно, а потом, достав телефон, начал набирать номер Томаса, сохранившийся у него до этого.Короткие гудки прервались голосом оператора:
«Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети. Перезвоните, пожалуйста, позже».
— Он недоступен, Ньют, попро…
Минхо не успел договорить. Блондин, смотревший до этого в потолок уставшим взглядом, попытался резко встать, но опять упал, начав шептать, как мантру:
— Все рухнуло… Все рухнуло.
В карих глазах отражалась бесконечная боль. А когда Минхо, позвонив еще раз Томасу и услышав лишь механический голос оператора, покачал головой, Ньют понял, что чувство надвигающегося кошмара было не напрасным.
— Все рухнуло.
Ньют начал задыхаться и искренне надеялся, что на этот раз паника его погубит.
========== Глава 6 ==========
Томас целовал Ньюта так, будто это был их последний раз. Сминал губы, проникал языком в рот, а Ньют пытался перехватить инициативу, лишь прикусывая кончик языка брюнета.
— Знаешь, Ньют, — Томас оторвался от его губ, но тут же приник к шее, — доминировать тебе не судьба.
Брюнет рассмеялся, щекоча своим дыханием шею художника, на что тот лишь как-то странно втянул воздух. Томас спускался всё ниже, прокладывал дорожку из поцелуев от шеи до пупка, прикусывая кожу в некоторых местах, слыша в ответ на свои действия тихие стоны. Виолончелист, на удивление ничуть не дрожащими руками, медленно развязал тонкие шнурки домашних штанов Ньюта, стянул их с парня. Блондин переступил через штанины и откинул ненужную в данный момент вещь ногой в сторону.
— Черт, Томми, — сквозь зубы прошипел Ньют, почувствовав, как брюнет касается напряженной плоти.
Касание тонких пальцев по внутренней стороне бедра, эти самые пальцы, оттягивающие резинку нижнего белья.
Томас резко встал, разворачивая Ньюта к себе спиной. Он хотел что-то сказать, но виолончелист провел пальцами по его губам. Это было как немой призыв. Ньют открыл рот и облизал три пальца, понимая, что сейчас приятного будет мало. Если раньше поцелуи и каждое движение выражали безграничную нежность, то сейчас осталась лишь грубая похоть и вожделение.
Ньют опирался головой об стену, сжимал руки в кулаки, чувствуя, как Томас стянул с него оставшиеся вещи и вошел одним пальцем. Было неуютно, но не так больно, как ожидалось. Боль наступила потом, когда Томас, которому видимо надоев возиться, вошел в Ньюта сразу тремя пальцами. Блондин закусил губу, чувствуя, что прокусил её и как течет по подбородку тонкой струйкой кровь.
— За что, Томми? — сквозь мутную пелену слез прошептал Ньют.
— Почему ты не ответил мне, Томми? — Ньют лежал на той самой дороге, на которой проводились гонки. Ноги парня лежали в траве, а остальная часть тела на обочине.
В пустых глазницах копошились черви, а изо рта парня при каждом слове вылетали мухи.
— Почему ты не хочешь целовать меня, Томми?
Томас проснулся, чувствуя, как по щекам бегут жгучие слезы, а сердце бешено колотится, будто он сейчас пробежал марафон в несколько километров. Хотелось закричать, но горло сдавило и вырвался лишь какой-то странный, будто задушенный полу всхлип-полу крик.
— Том? Ты уже проснулся?
Тереза, обернутая в одеяло, как в кокон, вошла в комнату, сонно потирая глаза. Девушка подошла к окну и распахнула шторы, впуская в комнату сероватый свет.
— Открыть окно? — Тереза, зевнув, повернулась к Томасу.
Тот лишь слабо качнул головой, не способный ответить. И лишь когда свежий поток воздуха ворвался в комнату, Томас начал успокаиваться. С улицы пахло мокрым асфальтом, бензином и булочками из пекарни поблизости от дома. Эти запахи были настолько привычными, успокаивающими, что парень почувствовал покой, пока не начал вспоминать свой сон.
Ньют, с червями в пустых глазницах, мертвый, на дороге, совершенно один. Неприятное предчувствие захлестнуло Томаса с головой. Он тут же вскочил с кровати, схватил лежащие на стуле джинсы и валяющуюся где-то поблизости толстовку.
Тереза смотрела на все эти метания как-то на удивление спокойно, а потом, вздохнув, сказала:
— Том, он же еще спит наверняка, смысл, если ты к нему поедешь.
Томас, как влез в одну штанину, там и замер, балансируя на одной ноге.
— Ну не к Бренде же ты ломанулся в шесть утра.
Тереза говорила так, будто всё было очевидно, как дважды два. Томас удивленно смотрел на девушку, а потом, очнувшись, быстро надел вещи, выбежал в коридор и стал обуваться.
— Я не могу тебе объяснить, Тереза, — парень быстро завязывал шнурки, сетуя на то, что те путались. — Я просто чувствую, что что-то случилось. Я должен поехать к нему.
Томас резко встал, ударяясь головой о дверную ручку, и дрожащими пальцами повернул ключ в замке. Стоило двери открыться, как на лестничной площадке послышался приглушенный, со странным акцентом мат.
— Терез, он до… Томми? — Ньют, потирая ушибленный лоб, удивленно смотрел на брюнета.
— Н-Ньют?
— О, Томас, шэнк ты этакий, что ж ты трубку не брал?! — из-за спины Ньюта выскочил, как черт из
