Жанна укоризненно посмотрела на неё, но возражать не стала. Запах в тесной квартирке стоял такой, что, едва переступив порог, они синхронно зажали носы. Бегло оценив обстановку и убедившись, что Глеб живой, девушки переглянулись и, тяжело вздохнув, принялись за работу.
Для начала они с трудом оттащили тяжелого парня в крохотный грязный санузел. Бейбарсов всё ещё не приходил в себя, и голова его безвольно моталась из стороны в сторону, пока девушки общими усилиями погружали его в ржавую ванну. Жанна, краснея, стянула с Глеба пропахшую потом рубашку, а Ленка выдохнула и до упора выкрутила кран с холодной водой. Лейка душа фыркнула, выдавая жалкую струйку, и Свеколт направила на неё перстень.
Сверкнула красная искра, и на Глеба сверху обрушился целый Ниагарский водопад. Однако он так давно был в запое, что даже от ледяного душа не сразу пришел в себя. Лена несколько раз хлестнула его по заросшим щекам, и только тогда Бейбарсов приоткрыл налитые кровью глаза и с трудом сфокусировал их на девушке.
— Очухался? — холодно поинтересовалась Свеколт.
Глеб попытался закрыться руками от тугих холодных струй воды, хрипло выкрикивая не самые эстетические фразы.
— Не ругайся! — прикрикнула на него Жанна.
Ленка же молча и методично поливала бывшего некромага, время от времени направляя лейку ему в рот, чтобы хоть ненадолго заткнуть поток брани. В конце концов, решив, что с него хватит, Свеколт закрутила кран, и вместе они довели насквозь промокшего и дрожащего Глеба до комнаты. Там он рухнул на заботливо расстеленный Жанной диван и снова захрапел.
— Ну и что нам с ним делать? — спросила Аббатикова почему-то шепотом, прикрывая парня комковатым одеялом.
Ленка задумчиво рассматривала мокрую темную макушку — Глеб заснул в нелепой позе, уткнувшись лицом вниз— и хмурилась.
— Пока не знаю, — призналась она. — Но нельзя бросать его в таком состоянии. Он не выкарабкается сам. Он просто не захочет, — добавила Свеколт, выходя из комнаты и направляясь на кухню.
В этой части квартиры бардак был самым неимоверным: грязная раковина, липкая столешница шатающегося стола и куча бутылок с дешевой водкой, выстроившихся вдоль стены. Оглядев всё это великолепие, девушки в который раз за последние полчаса вздохнули и принялись за работу. Вскоре кухня приобрела более-менее жилой вид, сантехника засверкала чистотой, а морозный воздух, проникавший через открытое окно, постепенно выветривал из квартиры застоявшийся запах перегара и грязи.
Закончив уборку, Ленка расстелила на столе старую цыганскую шаль. Перед ними возникло несколько горшочков с рагу, тарелка вяленого мяса и пара кубков с вином. Молчавшая всё это время Жанна нарушила тишину:
— Ты думаешь, он вообще когда-нибудь оправится?
Свеколт внимательно посмотрела на неё и, отпив из кубка, кивнула:
— Да. Просто ему нужно время. Представь себя на его месте? Мне, если честно, сложно даже подумать о себе, полностью лишившейся магии.
— Я не об этом говорю, — помотала головой Аббатикова. — Я говорю о ней.
Ленка замерла. Медленно дожевала кусок мяса и неожиданно спросила:
— А ты?
Жанна поняла, что она имела в виду, и печально улыбнулась:
— Я уже оправилась. Я смирилась, потому что осознала, что невозможно указать чужому сердцу нужное направлении. Но я не Глеб. Я надеялась, что после Тартара и потери магии он… ну, знаешь, проклятье спало, и он столько всего навидался, что его чувства постепенно затухнут. Но я чувствую его — ты ведь тоже чувствуешь!
— Потому что это больше не имеет отношения к проклятью старухи, если вообще когда-то имело, — тихо возразила Лена, тряхнув цветными косами. — Даже если чувства Глеба и были когда-то основаны на магическом внушении, с годами их первопричина стерлась. Теперь же, когда Глеб лишился дара, можно с уверенностью сказать: его любовь к Тане имеет совершенно естественную природу. Это чувство — его собственное, никем не навязанное и не сфабрикованное.
На какое-время в кухне воцарилось молчание, а потом Жанна добавила так тихо, что Ленка едва расслышала её слова:
— Знаешь, я одновременно и понимаю Таню и не понимаю вовсе. Дело даже не в том, кто именно её любит, а в том, как! Она ведь могла бы дать ему шанс теперь, когда у него появилась возможность начать всё заново. Я вижу, я точно вижу, что она… что у них ещё не всё кончено.
Свеколт вскинула голову:
— Что именно ты видишь?
Жанна помотала головой, допивая вино:
— Ничего конкретного. Только то, что их пути ещё пересекутся. Она не забыла его, — грустно прибавила девушка.
Лена задумалась, перебирая пальцами зелёную косу, а затем пробормотала:
— Я тоже не до конца понимаю Гроттер, но отчасти всё же уважаю её выбор. Видишь ли, она достаточно хорошо изучила Бейбарсова-некромага, чтобы осознавать: они не смогут быть вместе. Прежний Глеб — это огонь и страсть, бурление эмоций, усиленное некромагическим даром. Было бы ему достаточно лишь Тани? Простой, спокойной жизни? Дети, совместная старость? Нет. Он весь был как натянутая огненная стрела, выпущенная в цель. До всего случившегося ему было бы мало простой Тани, простой любви и простой жизни.
— А сейчас?
Ленка перестала теребить косу и залпом опрокинула в себя остатки вина:
— А вот это хороший вопрос. Всё будет зависеть от того, какой путь изберет Глеб теперь. Пока, судя по всему, он решил помереть от пьянства.
***
Глеб Бейбарсов не спал.
Он лежал на продавленном диване, дрожа от похмелья и холода. Контрастный душ Ленки практически испарил алкогольной дурман, и мысли Глеба немного прояснились. Подогнув колени и обняв мокрую подушку, он позволил эмоциям вести его по просторам собственной души.
Он думал.
Он вспоминал.
Глеб Бейбарсов никому никогда не говорил о том, что с ним сделали годы, проведенные в плену у старухи. Ленка и Жанна видели всё сами. А остальные…
Они испугались бы, почувствовав даже десятую часть его боли. Они ужаснулись бы, поняв, в каком страхе он жил, узнав столько отчаяния, сколько испытал он.
О да, среди них он был изгоем. Лена и Жанна вписались в новый мир, потому что они были стабильнее, сильнее духом. А Глеб, гораздо более одаренный, решительный, страдал болезнью, которой страдали все подобные ему яркие личности — непомерным тщеславием.
Он был испуган. Он был зол. И он был одинок, потому что прошлое жило в нём и обрекало на это. Бейбарсов хотела власти и величия, хотел выпустить наружу всю страсть, что кипела в нём, подобно лаве, хотел доказать, что ничего не боится и ему никто не нужен.
Кроме неё.
Когда его похитили, перечеркнув разом беззаботное детство и всю жизнь, он остался совсем один. У него никого не было. Среди того нескончаемого ужаса, в
