— Методы боевых пешек, находящихся под вашей протекцией, тоже далеки от законных, — спокойно заметил Сарданапал, но его цветные усы начали беспокойно подрагивать.
— Они защищали интересы Магщества и выполняли мой приказ!
— Что ж, могу сказать то же самое: Глеб Бейбарсов выполнял мой приказ и защищал школу!
Таня почувствовала, как воздух густеет. Два сильных мага были готовы к тому, чтобы вступить в открытую схватку. Что неизбежно произошло бы, но в этот момент в небе, закрытом тучами, полыхнули семь радуг Гардарики. Все присутствующие завороженно уставились вверх: яркие цветные полосы не гасли долгих десять секунд. А потом прямо посреди образованного магами круга материализовались трое: высокий плечистый мужчина в кожаной куртке, смуглый юноша и темноволосая девушка в переливающемся нагруднике.
Появление нежданных гостей было встречено гробовым молчанием: все смотрели на них, а они, в свою очередь, оглядывали побоище. Таня заметила, как рука девушки непроизвольно дёрнулась и застыла: будто она сжала в ладони что-то невидимое.
Первым опомнился одетый как байкер мужчина. Шагнув вперёд, он сурово посмотрел сначала на Бессмертника, а потом перевёл на Сарданапала смягчившийся, но по-прежнему требовательный взгляд:
— Что здесь произошло?
Глава Тибидохса в нескольких предложениях изложил суть дела. Таня не знала, кем был незнакомец, но при этом ощущала, что он не маг, а кто-то явно больший. Это стало ещё очевидней, когда девушка заметила, как магнетизеры опасливо пятятся от него. Даже Бессмертник отступил на несколько шагов, явно собираясь улизнуть, но ему не позволили этого сделать. Резко развернувшись, байкер молча протянул руку, и глава Магщества, всё поняв, вложил ему в ладонь бесполезный теперь Амулет. При соприкосновении сухой ручонки Кощеева с кожей незнакомца по телу первого прошла дрожь.
Бросив на артефакт беглый взгляд, байкер небрежно перебросил его юноше, и тот ловко поймал медальон. Таня ощутила непонятное беспокойство: юноша чем-то напомнил ей Глеба — такой же высокий, смуглый, жилистый. Но, приглядевшись, она ахнула — на неё смотрели знакомые, чёрные зрачки-колодцы. Это был некромаг. Но стоящая рядом хорошенькая девушка смотрела на него без страха и презрения, лишь с притаившейся на дне глаз грустью.
Развернувшись к Бессмертнику, байкер окинул его с ног до головы презрительным взглядом, и над полем раздался его густой бас, причём Таня могла бы поклясться, что для этого он не применял магии:
— Видимо, настало время нам вмешаться. Я официально уведомляю вашу конторку, что Глеб Бейбарсов теперь светлый маг. Силы ему были возвращены больше года назад, и за него поручились Прозрачные Сферы.
Рокот пронёсся над толпой, когда все услышали последние слова. Прозрачные Сферы. Силы, внушающие благоговение и трепет.
— Отныне любое посягательство на свободу этого мага будет означать посягательство в нашу сторону, а у вас, я надеюсь, не хватит глупости сделать подобное.
Если Бессмертник и был разозлён, то ничем не показал этого, лишь закивал своей черепушкой, а затем подал знак своим прихвостням. Боевые маги, обходя за полсотни метров хранителя Прозрачных Сфер, потянулись за своим предводителем, и вскоре единственный уцелевший в битве склеп с жалкими остатками магнетизеров на борту исчез в грозовых тучах, раскинувшихся над Буяном.
Боковым зрением Таня заметила сбоку какое-то движение. Повернув голову, она увидела, что к ним через всё поле спешит перепуганная девушка с развевающимися на ветру белокурыми волосами. Это была Катя Лоткова. С разбегу бросившись в объятия мужа, она сжала его так крепко, что лицо играющего комментатора покраснело. Её плечи дрожали.
— Ну будет тебе, будет, слышишь… — Ягун смущенно прижал жену к себе.
Гурий Пуппер, опустившись на колени возле тела Кенг-Кинга, растерянно гладил его большую чешуйчатую голову. Маги ошарашенно переглядывались, пытаясь оценить масштаб произошедшего. Они стояли, залитые кровью и дождём, и вокруг бушевала уже другая буря — буря грядущих перемен.
***
Помолчи меня, полечи меня, поотмаливай.
Пролей на меня прохладный свой взор эмалевый.
Умой меня, замотай мне повязкой марлевой
Дурную, неостывающую башку.
Укрой меня, побаюкай, поуговаривай,
Дай грога или какого другого варева;
Потрогай; не кожа - пламя; у ока карего
Смола закипает; все изнутри пожгу.
Такая вступила осень под сердце точненько –
Пьешь горькую, превращаешься в полуночника,
Мешком оседаешь в угол, без позвоночника,
Как будто не шел – волок себя на горбу.
Да гложут любовь-волчица, тоска-захватчица –
Стучит, кровоточит, снится; поманит – спрячется;
Так муторно, что и хочется – а не плачется,
Лишь брови ломает, скобкой кривит губу.
Становишься громогласной и необузданной,
И мечешься так, что пот выступает бусиной
У кромки волос.
Останься еще. Побудь со мной.
И не отводи целительные глаза.
(Вера Полозкова. Пшшш)
Агата Кристи, Би 2, Lumen — Мы Не Ангелы, Парень
Глеб очнулся только на следующее утро. Осмотревший его Эссиорх — так звали хранителя Прозрачных Сфер — сделал только одно: провёл рукой над изломанным телом, и от жуткого хруста выпрямленного позвоночника всем стало не по себе. После этого он позволил унести бывшего некромага с поля, сказав, что опасности для его жизни нет, и Бейбарсов сможет восстановиться сам, нужно только время.
Но когда Глеб открыл глаза впервые, он ещё не знал, чем закончился бой. Он не знал, что почти всю ночь магспиранты, преподаватели и даже невидимки провели на драконбольном поле, устраняя разрушительные последствия битвы. Как с помощью Сарданапала и Медузии массивное тело Кенг-Кинга опустили в бушующие волны океана, и оно погрузилось на дно. Как до самого утра в кабинете главы школы горел свет — там он совещался с прибывшими незнакомцами. Он не знал, что Таня почти всё это время безвылазно сидела у его постели, меняя компрессы на его горячем лбу, и как она уснула, уронив всё ещё покрытую пеплом голову на одеяло.
Тусклый утренний свет в первые секунды показался ему резким до боли, и он замычал, пытаясь привстать. Таня сразу же вскочила и аккуратно, но твёрдо заставила его опуститься на подушки. Глеб приоткрыл потрескавшиеся губы, но не смог выдавить из себя ни звука. Девушка всё поняла и, осторожно приподняв его голову, поднесла ко рту стакан с водой. Когда он, напившись, бессильно упал на подушку, она положила ему на лоб прохладную руку и, слабо улыбнувшись, прошептала:
— Спи.
Он повиновался. Весь день Глеб то проваливался в какой-то липкий полубред, то вновь выныривал на поверхность, и тогда он смутно слышал голоса, знакомые голоса, которые беспокоились о нём: Ленка, Жанна, Сарданапал. Ягге, иногда Ягун или Шурасик, кое-кто из невидимок.
Но потом его опять забирал к себе кошмар, в котором он снова боролся за свою жизнь, и тогда Глеба прошивало страшное, дикое ощущение, что всё произошедшее с ним за последние полтора года — сон, что он вновь лежит, оправляясь от раны, нанесённой осколком косы Мамзелькиной, что он лишился магии, потерял смысл жизни, что он вновь одинок и
