– Конечно, собираемся! На тот свет собираемся! Там Генрих внизу бегает с пистолетом и кричит, что всех поубивает, что все мы русские шпионы!
– О нет! Сколько можно! – Андрею казалось, что он кричит во всю глотку, что есть мочи. Но на самом деле он лишь мычал, не в силах разлепить губы.
– Любимый, ты очнулся! Как ты? Глаза открыть можешь? – услышал он до боли знакомый нежный голос.
– О, значит, я вовремя зашел! – послышался другой, мужской голос. – Андрей Александрович, вы очнулись?
Андрей поднял веки и огляделся. Он лежал на больничной койке. Рядом сидела его жена Наташа, а у изножья кровати прохаживался Доброхотов – клиент, из-за судебного дела которого Андрей и оказался на больничной койке.
– Ох, как мы за тебя переживали, – Наташа провела нежной ручкой ему по лбу, – ты так долго не приходил в себя. Целых два дня.
– Два дня??? Я был без сознания два дня? – тихо пролепетал Андрей.
– Да, целых два дня! – пробасил Доброхотов зычным голосом. – Это тебе, конечно, покажется слишком долгим. Но нам-то каково было! Нам вообще показалось, что целая вечность прошла.
– Я думал, что прошло не менее двух месяцев, – сам себе под нос прошептал Андрей.
– Два месяца! Вот шутник! – Доброхотов был в отличном расположении духа. – Это хорошо, значит, быстро на поправку идешь. Давай, оклемаешься, мы этому Ноздреву устроим баню. Я уже все придумал, как мы с ним поступим. Ладно, не буду вам мешать. Вот тебе задание – чтобы к концу недели был на ногах как штык!
Доброхотов вышел из палаты. Наташа была вся в слезах. Андрею хотелось думать, что это слезы счастья оттого, что он пришел в себя. Она ему без устали шептала, как они за него волновались, как она двое суток напролет сидела у его изголовья, чтобы следить за капельницами и приборами. Медсестре, нанятой Доброхотовым, она этого доверить не могла.
Андрей лежал, и широкая улыбка расползалась по его лицу. Он думал о том, как хорошо дома, как хорошо быть живым и рядом с семьей, с любимой Наташенькой. Только один неразрешенный вопрос мучил его:
«Неужели все это время, два с лишним месяца, которые он помнит от первой до последней минуты, проведенные в государстве Сократа, были просто сном?!»
