— Да неплохо. — рассеянно отозвался муж, поглаживая меня по плечу. — Чем занималась? Как дела?
— Да ничем… — кошка, бампер, бывший; телефон, сугроб, синяк сбоку, который я нашла уже к вечеру — прощальный подарок невидимой машины. — Ничего не случилось.
Хоть и вранье, но почему-то не хочется все это говорить. Глуповато звучит, что ли? Сашка-растяпа, собирает на свою рыжую макушку неадекватных бывших и многочисленные падения на ровном и не очень ровном месте.
Вечер проходил в каком-то давно отрепетированном ритме. Ужин, вялый разговор, мелкая бытовая чепуха, высасывающая большую часть свободного времени.
Уже засыпая, приоткрыла один глаз; Вадим снова провалился в телефон, человек тут, а сознания его — нету, пробормотала:
— Сходим куда-нибудь на выходных?
— А когда выходной? Завтра работаешь? — уточнил муж, сунул телефон на тумбочку и обнял, прижавшись подбородком к моему виску.
— Работаю… — я проваливалась в пушистое, темное, губы двигались все неохотнее. — Завтра никак не могу, послезавтра только, в субботу…
— В субботу тоже хорошо. — мне почудилась усмешка в голосе. — Просто замечательно.
Пятничное утро я торжественно проспала. При виде цифр на экране слетела с кровати, бросилась в ванную, на ходу хватая одежду; Вадим перевернулся на другой бок, но не проснулся. Выскочила на улицу с мокрыми волосами, едва промокнув полотенцем.
Я забыла даже с подозрением смотреть на светофоры и машины, я даже не заметила, что у меня болит горло.
Катастрофа подобралась незаметно — к обеду меня мотало от температуры, щеки пламенели так, что веснушки почти терялись на алом фоне, а говорить я могла только невнятным шепотом, активно помогая себе жестами.
Приехавшая за выручкой хозяйка обругала меня распоследними словами, сунула тысячу «на такси и апельсины» и отправила домой.
А ведь завтра никуда мы не сходим, подумала я, осторожно обматывая горло шарфом. Скорее всего, я буду смирно лежать под одеялом, периодически издавая ужасающие стоны и высовывая из-под одеяла руку за очередной вкусняхой, и так аж до вторника!
Нарисованная в температурном мозгу картинка выглядела крайне привлекательна, и я с энтузиазмом направилась домой, зажав денег на такси — не хватало еще, чтобы меня в нем укачало.
Неожиданно распогодилось, совсем по-зимнему ослепительное, колючее солнце светило в окно, я натянула капюшон пониже, прикрывая глаза. Горло царапало сухим кашлем, руки противно подрагивали.
До квартиры я добиралась почти ползком — по спине струился пот, ноги сгибались под странными углами, наплевав на анатомию. Повиснув на ручке двери, я подумала, что разумнее было бы позвонить мужу, но жаль, что эта замечательная мысль не пришла мне в голову час назад, когда я только выбиралась с работы.
Часы показывали 13.07, когда я осторожно ввиду дрожащих рук всунула ключ в замочную скважину, повернула его и вошла в квартиру.
Негромко играла музыка — странно, очень нежная мелодия, Вадим терпеть такое не может, слушает что потяжелее, а тут такое…романтичное.
Потом я споткнулась о чужие сапоги. Высокие, замшевые, на изящной шпильке. Я ухватилась рукой за стену, пытаясь не упасть.
Из комнаты донесся кокетливый женский смех. Такой завлекающий, манящий, тот самый, который мне вообще никогда не удавался.
Мысли парализовало. Казалось, я попала в дурацкий анекдот. Точнее даже не попала, просто услышала его очередной раз, ведь это все не может никакого отношения иметь к моей жизни, такого вообще в жизни не бывает. Конечно, я войду, и окажется, что заехала тетя, или зашла соседка, или пришла какая-то коллега со срочным приказом, который надо подписать, а смех у нее всегда такой…
Как была, в толстой куртке, дурацкой шапке с помпоном и с полуразмотанным шарфом, я стояла на пороге комнаты, обтекаемая со всех сторон нежнейшей музыкой и хрипловатым французским вокалом, и смотрела, как мой обожаемый, надежный и лучший на свете мужчина целует лежащую на кровати девушку, нависая над ней. Блестящие черные волосы волной скрывали наволочку, уголок у которой я позавчера зашивала — во сне попала пальцами и порвала. Тонкая рука с длинными ногтями проехалась по позвоночнику Вадима, тот огладил ногу в чулке, черном капроновом чулке, еще поди и со строчкой сзади, как в старых фильмах…
— Охренеть. — прохрипела я, привалившись к косяку. Рядом со мной села кошка, неодобрительно поглядывая на происходящее на кровати.
К слову, не сразу они и поняли, что не одни. Я терпеливо ждала, парясь в слоях одежды — не то чтобы я была так титанически спокойна, или мне было наплевать, просто внутри меня установилась какая-то космическая пустота, холодная, звонкая и ясная, и в эту пустоту не могла просочиться ни одна эмоция.
Спустя секунд десять до моего благоверного, точнее до его неработающего верхнего мозга, дошел мой простуженный глас. Спина нервно дернулась и замерла, закаменев: мееедленно он оторвался от лица брюнетки и посмотрел на меня.
Этот взгляд я не забуду вообще никогда, внезапно поняла я. Вся эта картина каленым железом врезалась в мою память, обещая сотни ночей с кошмарами и душным недоумением. Но сейчас этот взгляд был похож на глаза нашкодившего кота.
— Саш, ты…
— Неправильно поняла. — перебила я. Хрип с присвистом звучал, прямо скажем, пугающе. — Конечно, ты мне все объяснишь. И девушка твоя новая — здрасьте, кстати, я Саша, жена его — не скажу, что очень приятно. Оденетесь и все расскажете, а потом пойдете на все четыре стороны, да?
Горло и подбородок свело судорогой, и я пошла в коридор, сдирая шапку с до сих пор влажных волос.
Одежду побросала на диван в зале, села рядом и сложила руки на коленях, как примерная школьница. Голову вело. Плечи дрожали мелкой дрожью. Вот же ситуация — мне физически так плохо, что на моральные страдания, похоже, сил уже и не осталось…
В комнате едва слышно шуршало, шептало и двигалось; музыка заглохла, и по квартире поползла тишина.
Со стремительностью сквозняка брюнетка исчезла, кажется, даже сапоги унесла в руке, так и бежала в капроне по ледяным ступенькам, и в зале появился только Вадим.
Вошел и застрял в дверном проеме, глядя на меня.
— Ну что, каяться будем? — преувеличенно бодрым хрипом приветствовала я его.
Вадим отлепился от косяка и присел рядом со мной, не касаясь.
— И давно вы…того? — надо бы замолчать, что я несу, но все предохранители сорвало, и я не могла остановиться. Да уж, не осталось у меня сил на истерику… нашла же где-то. Да и зрело внутри убеждение, что стоит мне сейчас замолчать, как безумие происходящего хлынет внутрь и затопит меня, да так, что я уже не выплыву. — Где познакомились, какие планы? Ты не думай, я за вас безумно рада, у тебя же ко мне претензии, к ней, надо полагать, никаких претензий, и
