– Поклонюсь, непременно. Благодарю за совет, исаку Толла, – стараясь не перейти на шипение, произнесла я.
В напряженной тишине забитого под завязку холла дворца Адзауро зазвенела струна сангэна, я встряхнула веера, раскрывая их, и собиралась сделать первый шаг из тех пятидесяти, что мне явно потребуются для того, чтобы доковылять до места экзекуции…
Как вдруг вторая струна, издав жалобный звон, казалось, лопнула!
Создалось именно такое ощущение, потому что она не успела дозвенеть до конца, как двустворчатые входные двери с грохотом распахнулись, впуская в затемненное, наполнившееся тишиной пространство поток света, лепестки сакуры, пение птиц, журчание ручьев и Акихиро, на миг неподвижно застывшего и потому показавшегося каким-то неестественным, неживым, слишком идеальным для любого из живущих, слишком… чудовищем. Прекрасный, лишенный эмоций и жалости монстр, ворвавшийся в место моего предстоящего позора и словно остановивший время.
Лицо младшего господина казалось алебастрово-белым, неподвижным, неестественно идеальным, но взгляд темных глаз, остановившийся на младшем наследнике императора, откровенно пугал. Как и этот чудовищный диссонанс – молодой мужчина с лицом бога и взглядом монстра… Я не суеверна, но на какое-то мгновение страшно стало даже мне.
И словно почувствовав это, Адзауро мгновенно повернул голову, и глаза его, казалось, потемнели сильнее, а я… я чуть не выронила оба веера.
И у них появился повторный шанс упасть, когда Акихиро очень тихо, но так отчетливо, что создавалось впечатление, будто прогремел гром, произнес:
– Моя невеста будет танцевать для меня. Исключительно для меня. И только для меня.
Его слова на миг зависли в воздухе, а после обрушились недовольным рокотом приглашенных гостей, возмущенным возгласом так подгадившего мне принца, попыткой главы клана Адзауро приструнить младшего господина… Но Акихиро стоял намертво. Мне даже подумалось, что, попади он под град летящих с гор камней, он выдержал бы и это все с тем же абсолютно лишенным выражения лицом. Но отсутствие эмоций вполне себе заменял темный холодный взгляд, и рокот недовольных голосов смолк, так и не обретя силу, потому что, кажется, всем здесь… просто стало страшно.
И даже я с трудом удержалась от испуганного шага назад, когда Акихиро решительно направился ко мне.
Призвав всю выдержку, на которую только была способна, я заставила себя стоять без движения, глядя, как этот монстр безразлично ступает, практически не глядя под ноги, – гости с циновками сами пытались уклониться от столкновения, и Адзауро-младший шел, а остальные просто убирались с его пути, разбегаясь, как тараканы от луча света.
Жуткое сравнение, но я едва ли могла бы подобрать иной эпитет к происходящему…
Впрочем, я вовсе лишилась дара речи и способности мыслить, когда Акихиро приблизился.
Взгляд в мои глаза.
Взгляд на чрезмерно огромные гэта.
Ярость, промелькнувшая во взгляде, но никоим образом не отразившаяся на лице.
А потом мир внезапно перевернулся, и я даже не поняла, как Чи столь легко и естественно, словно мой вес вообще был абстрактным явлением, подхватил меня на руки и понес прочь из холла, к лестнице Хризантем, на которую взошел, даже не изменив дыхания, а после, уверенно шагая по Фарфоровой галерее, понес меня к моей комнате.
И все это время, пока я потрясенно смотрела на его алебастрово-бесстрастное лицо, Адзауро-младший не произнес ни звука, а я… у меня просто не было слов, зато имелся основательный шок от произошедшего.
Но все, что я смогла, – только сказать:
– Ты что творишь?
И то лишь после того, как за нами захлопнулась дверь моей комнаты.
– Ты… – у меня голос срывался.
Акихиро, никак не реагируя на мое потрясение, донес меня до циновки, медленно опустился на колени, усадил меня и посмотрел в мои глаза.
На какой-то миг я, скованная пятью шелковыми халатами и десятиметровым поясом, перестала дышать, словно окунувшись в бездонную черноту его глаз. И вздрогнула, лишь когда Адзауро вдруг перевел взгляд с моих глаз на измазанные алой помадой губы…
– Вызывающе, – абсолютно бесстрастно произнес он.
Но глаза, в отличие от лица и голоса, не просто пугали… в них отразился голод такой силы, что я стремительно дернулась, интуитивно и рефлекторно пытаясь отползти подальше.
Адзауро остановил мою панику одним насмешливым вопросом:
– Напугал?
– Кто? Ты? Нет. Нет, ты что. С чего мне тебя бояться? Я вообще не из пугливых, и уж тем более ты… Было бы кого бояться! – мгновенно затараторила я, но… это все было ложью.
Я перепугалась до крика.
До вопля, который непонятно как все еще зависал где-то у меня в груди, а не вырвался наружу, я…
Я снова перестала дышать, когда рывком, настолько резко, что я едва не ответила ударом веера, Адзауро вдруг навис надо мной и выдохнул у самых губ:
– Ты очень смелая. Я заметил. Да.
И он даже не попытался скрыть насмешку, которая никак не отразилась на его лице, но глаза…
– Слезь с меня! – прошипела, сжимая веера.
Легкая усмешка и еще более издевательское:
– А я и не залезал на тебя. Пока.
И он вернулся в исходное положение, стоя перед почти полулежащей мной на одном колене, а затем, не отрывая взгляда от моих глаз, очень медленно потянулся к моей ноге, приоткрытой полами распахнувшихся халатов. Нежные пальцы скользнули от колена вниз, заставив почувствовать себя внезапно чуть ли не актрисой эротического жанра, но затем рука Акихиро ухватилась за гэта и предприняла попытку избавить меня от императорской реликвии.
Попытку, потому что с клеем я слегка перестаралась, и императорская реликвия, кажется, приклеилась намертво.
Ситуация нарисовалась та еще.
* * *Когда в дверь постучали, Адзауро-младший ржал. О нет, не вслух, более того, лицо его оставалось абсолютно серьезным, но, клянусь своей золотой медалью по спортивному обольщению, он ржал!
– Не смешно! – прошипела я, страдальчески взирая на носки, которые решили, что стать составной частью императорской реликвии – это неплохой такой карьерный рост.
– Даже не улыбнулся, – солгал Акихиро.
А на самом деле ржал он!
Оно и не удивительно – перед нами стояли императорские гэта сразу в комплекте с носками! И носки отрываться отказывались напрочь даже после того, как я использовала растворитель для клея, с помощью которого доснимала с себя сломанные в попытке отчистить реликвию накладные ногти.
– Кей, – Адзауро растянулся на моей циновке, подставив руку под голову и насмешливо глядя на меня, – расслабься. Переживут.
Главное, сам он не расслаблялся до тех пор, пока не стащил гэта с меня, и вот уже только после того, как мои ноги обрели свободу, он расслабился. А до того психовал похлеще меня, кстати.
В двери вновь постучали, и раздался осторожный голос исаку Толла:
– Младший господин, вы не можете находиться в комнате младшей госпожи, традиции предпи…
– Я в курсе, – ледяным тоном ответил ей Адзауро.
– Мы заняты! – не удержалась от возгласа и я.
За дверью вдруг воцарилось молчание, а затем прозвучало испуганное:
– Чем?
Я, сидящая уже давно только в одном халате, который запахнула, и тот держался только на честном слове, замерла, грызя ноготь в попытке счистить с него налипший клей, который не слишком хорошо подвергался удалению. Почему-то посмотрела на Акихиро, даже не знаю с чего решив, что он сейчас что-то придумает.
И он придумал!
О, он так придумал!
– Мы заняты надругательством! – громко объявил он.
И уже гораздо тише, исключительно для меня, коварно добавил:
– Надругательством над императорской реликвией. А ты что подумала?
Я что подумала? Я вообще ничего не думала,
