— Уверена, что ты не мне это говоришь, — шиплю я. — Мой кофе, мой автобус, и мои, — толчок, — гребаные, — толчок, — ПРАВИЛА!
Он потирает свою голую грудь, особенно то место, в которое я только что тыкала, пока кричала на него.
— Черт, женщина, в чем, бл*ть, твоя проблема? — его рука пытается проскользнуть через меня, чтобы ухватить кофейник, но я опережаю его, разворачивая свое тело вправо и блокируя его попытку.
— Ты трахался в моем автобусе прошлой ночью? — спрашиваю я, пиная Джареда в голень так, чтобы он отодвинулся от моего кофеина. Не то чтобы мне нужно было спрашивать — вид раскачивающегося четырнадцати тонного автобуса не оставлял места для сомнений. Сочетание засоса рядом с проколотым левым соском и запаха секса подходит ему, словно перчатка.
Я также уверена в том, что та сука, которая упала к нему в постель вчера, не имеет ни малейшего понятия, что она упускала. Все, что она видит — это горячий парень типа «плохишей» с пирсингами в брови, губе, языке и сосках, невероятное тело, которое ему стоит перестать запихивать в чужие дырки, и лицо, способное очаровать даже монахиню и стянуть с нее трусики. Я ненавижу то, что он позволяет этим сучкам иметь даже часть себя, не заслуживая этого и не зная, какой он на самом деле удивительный человек. Но больше всего я ненавижу, когда он трахает их в моём автобусе.
— Может быть. Но она ушла раньше, чем ты проснулась, и он даже не здесь, Мама Медведица. Так в чем проблема?
Я с негодованием вздергиваю свой подбородок и скрещиваю руки на груди.
— Он мог бы быть здесь. Я могла бы забрать его пораньше или изменить планы. Что было бы тогда? А?
— Но ты этого не сделала, и она уже ушла.
Джаред пожимает плечами и игриво щелкает по мочке моего уха. Он всегда делает так, когда пытается меня успокоить.
— Так что прекращай скулить.
Я шлепаю его по руке, все еще раздраженная из-за нехватки кофеина в организме.
— Именно так все всегда начинается, Джаред! Вам абсолютно плевать на правила, и вы нарушаете их то тут, то там, и знаешь, что следует за этим? Пуф! Анархия!
— Ты сошла с ума. — Он смеется надо мной, почесывая обтянутую боксерами промежность, наверное, там завелись мандавошки, и огибает меня, чтобы, наконец, достать кофейник. Я позволяю ему это. — У тебя ПМС? — спрашивает он. Джаред дразнит меня, поглядывая своими синими, как джинсы, глазами из-за кружки.
Без предисловия отклоняюсь назад и бью его в живот. Довольно улыбаюсь, наслаждаясь моментом, когда горячий, свежезаваренный кофе волной выплескивается на руку Джареда.
— Это может шокировать тебя, но женщины могут разозлиться и без ПМС. Это отвратительно звучит. Разве ты никогда не злишься просто так?
— Ну конечно. Это твоя точка зрения? — он засовывает руку в рот и посасывает ожог — худшее, что можно сделать в данной ситуации. Зная, что он будет делать это весь день, потому что ожог не спадет, милосердно включаю холодную воду и подставляю под поток руку Джареда.
— Моя точка зрения — почему вы, мужчины, можете злиться, не имея ПМС, но когда, то же самое касается женщин, это просто невозможно? Может быть, я и отстаю от CNN (телеканал), но я еще не слышала, что менструальные циклы и способность злиться научно связаны, ты, сексистская свинья!
— Ты знаешь это, детка.
Джаред зарывается лицом в мою шею и похрюкивает. Я смеюсь и извиваюсь, потому что это дико щекотно, а не потому, что он неотразим или прощен. Но это именно тот способ, которым он заканчивает все наши ссоры с тех времен, когда нам было по десять, и его семья поселилась напротив нашего дома. Я серьезно - он слишком очаровательный для своего же блага, и мы тайно миримся с этим - но я никогда вслух не произнесу, что он, на самом деле, просто классный.
— Прошу тебя, не делай этого снова, Джаред, я серьезно. Если бы я не была так мила, то вышвырнула бы ее отсюда за волосы. — На самом деле, я не сделала это скорее из-за знания, что, если автобус качается, то тебя может стошнить от того, что увидишь, когда постучишься, а не из-за благотворительности, но я не стала упоминать эту маленькую деталь. Уперев руки в бока, я серьезно смотрю на него, нахмурив брови. — Никому не позволю, даже тебе, разрушить его гармонию. Он побеждает и ...
— И все остальные ублюдки проигрывают, — заканчивает он за меня. — Знаю, детка, я согласен.
— Знаешь, я серьезно, неужели так сложно снять номер или поехать к ней? Неужели они все бездомные шлюхи?
— Бездомные шлюхи — ха! Забавно, — я слышу его бормотание и смех на расстоянии.
— Раз уж вы проснулись, слушайте, — предупреждаю я остальных двоих, очевидно прячущихся под своими одеялами от силы моего гнева и явно испуганного Джареда, — и вам лучше записывать, потому что я не собираюсь проводить эту беседу снова.
Голова Ретта высовывается из коморки, его черные волосы дико торчат во все стороны. Он посылает мне улыбку, полную гордости и одобрения. Это его обычный способ поддержать меня без очевидного перехода на мою сторону. Не дай Бог, его брат узнает, что он поддерживает девушку, а не «свой вид».
Братьев Фостер всегда считали близнецами, хотя на самом деле у них разница чуть менее года, и они очень разные. Прежде всего, Джаред очень эгоистичный парень, тогда как Ретт, старший из братьев, неизменно бескорыстный. Темные волосы Ретта мягкие и волнистые, а волосы Джареда грубые и при прикосновении щекочут руку. Они оба высокие и мускулистые, с глубокими темно-синими глазами. Если Джаред всегда танцует с менее тонкими мотивами, скорее рефлекторно и саркастически, то движения Ретта более послушны, и при этом он словно смотрит тебе в душу. Когда я хочу пошутить, посмеяться или просто забыться, я иду к Джареду. Его веселый и беззаботный дух освежает. Но, когда мне нужно просто побыть с кем-то понимающим, знающим верные слова и способным утешить, я ищу Ретта. На самом деле, я люблю их абсолютно одинаково.
Ретт все еще поглядывает на меня, я показываю ему язык и свожу глаза к переносице, но при этом оставляю свой голос сердитым для всех остальных.
— Я ухожу, чтобы забрать Коннера. И этому месту лучше бы пахнуть Лизолом и конфетками, когда мы вернемся. — Я разворачиваюсь
