Сев на переднее сидение, я улыбнулась:
— Ну привет, красотка.
Настя повернулась ко мне, сдвигая солнечные очки на макушку и являя миру свои чудесные светло-серые глаза. Её длинные светло-русые волосы, как и всегда, были заплетены в неряшливый пучок, а на потертой футболке я разглядела пятно краски. Грозная была дочерью весьма известного художника, и унаследовала от него не только гены, отчество и фамилию, но и талант. Быть может, это было еще одной причиной её некоторой отчуждённости — гении всё видят в несколько ином свете и мир наш воспринимают по-другому.
Послав мне в ответ дружелюбную улыбку, Настя сказала:
— Привет. Я взяла твой любимый какао с корицей и булочку с кленовым сиропом.
Я уже говорила, что Грозная — моя лучшая подруга? Так вот, это — еще одна из причин, которая ежедневно подпитывала мои чувства.
— Я люблю тебя, ты знаешь? — заметила я, оглядываясь на заднее сидение и тут же забирая один из стаканов в картонной подставке.
Мой день просто не мог начаться без доброй порции какао. Модный среди студентов кофе пить я не могла — в свои двадцать лет я умудрялась мучиться с давлением и головными болями, чаёв у меня дома было столько, что впору было свою лавку открывать. А какао из сети городских закусочных — это же была сказка! Сладкий, вкусный, с щепоткой корицы — ммм! Всё, меня ни для кого нет ближайшие пару минут.
— Слышала что-то такое, — хмыкнула Настя в ответ на моё, смею заметить, более чем искреннее признание, — Ну что, готова открыть новый учебный год?
Я тоскливо вздохнула:
— Разве к такому вообще можно подготовиться? Ладно уж, поехали. Покажем себя этому миру.
*****
Юлиан
— Мам! Где мой медиатор с автографом Кобейна? Мам! МАМ!!!
— Я услышала тебя ещё в первые тридцать раз! Я не знаю, где он! У тебя же их полно! Возьми другой!
Я только раздражённо выдохнул, запуская в волосы растопыренную пятерню. Женщины! Что бы они понимали вообще!
— Мне нужен этот! Я всегда с ним начинаю учебный год! Это мой талисман! — чуть ли не взвыл я, переворачивая всё в своей комнате, в тщетной попытке найти маленький кусочек пластика.
Я ведь совершенно точно клал его на стол перед сном! Специально, чтобы не забыть! И вот куда он мог деться? Не сам же ушёл. А что, хотел бы я на это посмотреть — как маленький пластиковый треугольник с закруглёнными краями, устав от жизни в таком бардаке, со вздохом, полным тоски, берёт в руки узелок — и сваливает. Интересно, а с собой он что прихватил? Может, мои струны для гитары? Так, чёрт возьми, я опять думаю не о том. Медиаторы не умеют ходить.
Хотя, погодите…а что если?
— Влаааад! — протянул я голосом, полным угрозы, — Куда ты его дела?
Ответом мне было сдавленное хихиканье, донесшееся из другой комнаты. Бинго.
— Убью! — громогласно воскликнул я, бросаясь в сторону соседней двери.
Та, однако, распахнулась раньше — при этом едва не впечатавшись в моё лицо, что грозило мне некоторыми неприятными ощущениями, и оттуда выпорхнуло нечто, что считалось моим ближайшим родственником.
— Папочка! — заверещала моя младшая сестра, пытаясь найти защиту у единственного мужчины, который считался для неё авторитетом, — Меня Юлька обижает!
Я рыкнул:
— За Юльку ответишь!
Из ванной выглянул отец, при этом вытирая лицо полотенцем. Мелкая, не будучи дурой, тут же юркнула ему за спину. Родитель же, мигом оценив расстановку сил, нахмурился:
— Юлиан, прекрати задирать сестру.
— Но она забрала мой медиатор! — пожаловался я, как маленький, кивая в сторону довольной Владки, которая при этом умудрялась еще и рожицы мне корчить.
— Медиатор этот, прежде всего, мой. Я его тебе подарил, — напомнил мне отец, — И могу точно также его отобрать.
— Это нечестно, — буркнул я недовольно, — Где твоя мужская солидарность? Почему ты позволяешь женщине манипулировать твоим сознанием? Мы должны объединиться — и прижать тут всех к ногтю! А не вот это вот всё, — обвел я красноречивым взглядом коридор.
— Так, завоеватели, — из кухни выглянула мама, — Завтракать идите. Иначе я вам тут устрою такое, что Ледовое побоище покажется вам просто милой зимней прогулкой.
— Она может, — со вздохом кивнул отец, — Юлик, Влади — не злите маму. И не ругайтесь, — наставил он нас, как малышей.
Мы с сестрой одинаково поморщились. Наши имена нас, мягко говоря, раздражали. Идея назвать своего первенца Юлиан пришла в голову моей маме. И я честно не знаю, чем эта мудрейшая в мире женщина думала в тот момент, девятнадцать лет назад. Может быть — это ведь не исключено — что в её кровь попадало слишком много того страшного гормона, который выделяется во время беременности. Отец — святой человек! — разумеется, выступил против, заявив, что его сын не будет носить женское имя. Родители страшно поругались, и, кажется, в тот день папа усвоил одну простую истину — злить беременных не стоит. Они ой какие злопамятные. Потому что, выписавшись из роддома, моя матушка, вооружившись помощью подруг и прихватив мало что соображающего меня, отправилась в ЗАГС, где записала меня как Кораблёва Юлиана Артёмовича.
И всё. Взрослые поругались — а мне предстояло мучиться всю жизнь, ненавидя производные своего имени. Юлик (самое невинное и терпимое), Юлька (брррр!), Юлечка (это всё, это провал, господа!), Юля (ну, за это просто плюху в нос).
Но это ещё ничего. Спустя два года моя мама узнала, что отец тоже способен на месть. Причём, вынашивал он её долго, так что насладился ею, по всей видимости, сполна. Иногда мне даже казалось, что он настоял на появлении на свет моей сестры — да и заделал её, если уж на то пошло — только ради одной минуты. Той самой, когда он, улучив момент, записал свою дочь, как Кораблёва Владлена Артёмовна.
Как мама кричала — это нужно было слышать. Какие слова, какие речевые обороты! Честно — я плохо помню тот день, но благодаря тому, что отец умудрился запечатлеть этот момент на камеру, день, когда моя сестра получила в качестве имени сокращение от «Владимир Ленин» стал достоянием нашей семейной хроники. А заодно — неиссякаемым источником шуток конкретно от меня. Серьёзно — я столько цитат и афоризмом нарыл в интернете, что в какой-то момент начал всерьёз задумываться о революции. Правда, потом вышел погулять, подышал свежим воздухом — и меня отпустило.
В общем, мы с
