— Тороплюсь.
— Ненадолго, Я тебе конспекты забыл принести. Вот и возьмешь. Кстати, у меня, кажется, сейчас. Курский. Он еще немецким с мамой занимается…
Дома у Тучкова мы застаем только его старшую сестру — худенькую девушку с очень тонкими чертами лица и большущими голубыми глазами. Она сидит у патефона и слушает «Челиту». На коленях — книга.
— Как всегда, Ольга свою медицину учит под музыку, — говорит Василий. — Знакомьтесь. Это мой друг Саша, а это, как я уже сказал, Оля.
Ольга мягко, чуть застенчиво улыбается, протягивает мне руку. Потом снимает с патефона пластинку.
— Медиком будете? — спрашиваю я.
— Да. Педиатром. Детским врачом, — отвечает она. — А вы, как и Вася, военным? Ну, вам, мальчишкам, это нравится… Романтика! А я стану обыкновенным, ординарным участковым врачом.
— Интересно, — замечаю я.
— Что интересно?
— То, что вы будете врачом.
— Разве это так необычно?
— Нет, совсем нет. Очень многие девушки хотят стать врачами.
— Это он про свою Ингу! — восклицает Василий. На столе в вазе живые цветы.
— О! У вас цветы!
— Это мама иногда с приемов приносит, — говорит Ольга.
Василий радостно хлопает себя рукой по животу, кричит:
— Эврика! Сашка, возьми для Инги цветы! Будешь настоящим кавалером. Оля, отбери ему самые хорошие. Он должен преподнести их своей даме!
Ольга наклоняется над вазой и протягивает мне два цветка гвоздики — белый и красный.
Я прощаюсь и, едва закрыв дверь, бегу по лестнице, бегу так быстро, что сталкиваюсь с кем-то, извиняюсь. Мне вдогонку слышатся слова:
— Сумасшедший! Псих!
Ингу я застаю в гардеробе библиотеки. Она уже надевает пальто.
— Вот тебе цветы! — говорю я, запыхавшись.
Наверно, я делаю это так неуклюже, что несколько человек оборачиваются и насмешливо- снисходительно смотрят на меня.
Глаза у Инги блестят, губы чуть шевелятся. Я заметил, что, когда она взволнована, у нее всегда шевелятся губы. Словно она что-то произносит. Только беззвучно.
— Куда пойдем? На набережную?
— Не знаю, — говорит Инга и смеется.
Сзади нас раздается автомобильный гудок. Оборачиваюсь: такси.
— Инга, поедем на такси в центр!
— Ой, что ты? Я никогда на такси не ездила.
— И я тоже. У меня есть три рубля!
Я поднимаю руку.
В машине темно. Только близко-близко, рядом-рядом светятся глаза Инги.
— Инга, можно я тебя поцелую?
Инга смеется, говорит «нет». Конечно, это не «нет», а «да», но я робею, у меня нет сил перешагнуть невидимую, незримую черту, за которой начинается новое, другое. Я очень люблю Ингу. И потому волнуюсь, тревожусь. Притронуться губами к ее щеке… А вдруг это не «да», вдруг это ее обидит?
Мы выходим из такси на площади Ногина и по улице Разина идем к Кремлю.
Инга вертит в руках гвоздики, щекочет себя ими по щекам. Отбегает от меня, залезает на небольшой сугроб и сажает в белый снег цветы. Отходит чуть в сторону, кричит:
— Сашка, ты посмотри, как красиво! Цветы в снегу!
Прохожие останавливаются. Я говорю:
— Инга, идем.
Она возвращается, топает ногами, сбивая с ботиков снег.
— Правда, красиво? Нет, ты скажи!
— Очень!
— Я ненормальная, да? Подержи цветы и книгу, я еще стряхну снег.
Беру ее книгу.
— Все не оставляешь медицину?
— Нет. Знаешь, я не сказала тебе: я начала переписку с теми врачами, которые у нас выступали в школе.
— Которые летают?
— Да. Специальный авиаотряд. Вот! Очень много интересного. Хочешь, расскажу? Впрочем, не надо. В другой раз дам почитать. Хотела взять их письма сегодня, а Игорь куда-то запрятал…
— Почему?
— Он против. Вчера села писать врачам, а он говорит: «Опять не делом занимаешься, лучше английский зубри». Воображала! С ним стало просто трудно. Говорит, что я дура и что это у меня со временем пройдет.
— Инга, можно я смахну с твоих ресниц снежинки?
— Ага! Ну-ка! — бойко говорит она и подставляет мне свое лицо.
…А вот и Красная площадь. За строгими, молчаливыми зубцами стены, подсвеченными снизу, — круглый купол Дворца, и над ним — красный флаг.
— Помнишь у Брюсова, — спрашиваю я:
— Не люблю Брюсова: он какой-то холодный. Слушай, а когда ты на параде, то где стоишь? Укажи мне место!
— Вон там.
Инга смеется:
— Какой ты важный! Так серьезно сказал: «Вон там».
Потом другим тоном, чуть грустным, говорит:
— Уже поздно, пора домой.
— Нет, нет, Инга, сегодня не пора!
— Не спорь: тебе надо готовиться к занятиям. Наверно, и не приступал.
— Успею.
Бьют куранты. Мы слушаем, как мерно и торжественно растекается над площадью перезвон наших главных часов.
Пароход «Менжинский»
У причала московского Южного порта стоит большой белый двухпалубный пароход «Менжинский». На корме играет духовой оркестр из наших спецов: школа отправляется в летние лагеря. На этот раз не в Кувшинки. «Менжинский» проплывет по Москве-реке и Оке, а потом пристанет к маленькому дебаркадеру
