-Один раз,- говорит она севшим голосом.- Всего один. Очень давно.
И она рассказывает эту историю, многое из которой он слышал, многое восстановил, обо многом догадывается. И сейчас, произносимая ее усталым голосом, в обволакивающей тишине, в полной запредельной тайны предутренней тьме, она звучит как выворачивающий все наизнанку кошмар.
Первая и, так получилось, единственная настоящая любовь. Виктор, ее Витенька. Беременность в семнадцать лет. Как-то поздним вечером он возвращается от нее, от дома ее родителей. Мотоцикл, скользкая дорога. Он весь переломан, и его голова раскалывается прямо внутри шлема. Он не умирает сразу, лежит в коме, а врачи говорят, что, даже если выживет, превратится в овощ. Потом его отключают, а у нее- выкидыш.
-Я тогда таблеток каких-то наглоталась.,- говорит она- так тускло, словно рассказывает о ком-то совершенно постороннем.- Ничего не соображала. И... крови было... И все. Детей иметь не могу. А теперь уже...
Она замолкает, а ему кажется, что он рухнет, если что-нибудь не сделает. И он поворачивается к ней, видит ее контур в глубине комнаты и начинает говорить.
-У меня тоже есть для тебя одна история,- его голос по-прежнему спокойный и, пожалуй, такой же тусклый и отстраненный как у нее.- Ты никогда не думала, что было бы, если бы все пошло иначе? Что Виктор бы выжил тогда? Что так, как случилось, просто не должно было быть?
Он прекрасно понимает, что причиняет своими словами острую и незаслуженную боль, но отголоски прежней злости и обиды говорят в нем, и он не может остановиться.
-Представь, что в положенный срок у тебя родилась девочка. Таня... Потом она выросла... и такие у нее глаза, знаешь, что хочется вечно смотреть в них... Однажды она встретила мужчину, и потом они поженились. А после у них родилась тоже девочка- далеко не сразу, но тем долгожданней оказался ребенок. Твоя внучка. Они даже назвали ее в твою честь- Аня. И все в семье называли ее Аня- младшая. Или просто- Младшая. Теперь она уже школьница.
-А где сослагательное наклонение в твоей истории?- спрашивает она, и он чувствует слезы в ее голосе, и от этого ему становится больно.- Зачем ты так? Боже, зачем ты так? Думаешь я не думаю об этом постоянно? Каждый день? Что ты делаешь?
Она всхлипывает где-то там, в своей темноте, а он молчит, совершенно опустошенный, выдохшийся, со всей чудовищной тяжестью осознавший, что у него нет никакого выбора кроме как принять все и смириться. Или...
-Тебе лучше уйти сейчас,- произносит она наконец.
А он слышит в голове совсем другой голос, столь похожий на ее, но светлый... и потерянный, навсегда потерянный.
-Смотри, Валерка, вот мы станем старенькими. Будем так сидеть, сериальчик смотреть про жизнь. И дочка придет- мама, папа,- а мы такие сидим, кефирчик кушаем.
-Это ты к чему сейчас?
-Тебе не кажется, что мы уже какие-то скучные становимся?
-Да что плохого? Кефирчик, это очень хорошо.
-Вот тебе!
-Ох, Танюша, ты с ума сошла?
Однажды ты можешь проснуться в хорошем настроении. И утро такое прекрасное летнее, и до отпуска всего ничего, и даже билеты уже куплены.
И вдруг замечаешь некую ужасающую странность- не сразу, глаза ведь привыкли видеть только то, что укладывается в сознании. И поначалу ничего не понимаешь, и думаешь, что сон каким-то образом продолжается, но это страшный сон, страшнее не бывает. Кричишь, зовешь жену и дочь, но тебе отзывается тишина, и ты вдруг чувствуешь, что весь уют, все то, что изначально делало эту квартиру домом, домом для семьи- все испарилось. И теперь это место становится чужим, пугает почти до обморока; замечаешь отсутствие чего-то важного- с каждым брошенным взглядом все больше и больше: здесь не висит фотография дочери в рамке, здесь не стоит любимая ваза жены, не висят вещи, не разбросаны игрушки- ничего нет.
И неожиданный телефонный звонок, заставляющий подскочить и метнуться на звук, словно к спасательному кругу для утопающего.
-Алло, Валерыч, ну ты где, ядрен- батон? Спишь? Я тебя тут мажу как могу.
-Вовчик?
-Просыпайся!
-Что-то случилось. Жена пропала...
-Когда ты успел жениться?
-Что?
И телефон падает из твоих рук.
Смириться, принять все или...
Он снова поворачивается к окну и открывает его нараспашку. Морозный воздух в клубах пара впивается в его тело, но он почти не чувствует. Некоторые проигрывают в этой борьбе за выживание, думает он. Может быть, все так и происходит. Природа перебирает варианты и отбрасывает. Может быть, я не должен был помнить несуществующую жизнь.
Он смотрит за горизонт, скрытый улицами, домами, огнями, темнотой, и видит там свое заповедное озеро, в котором плещется рыба, и шумит теплый ветер в ветвях деревьев. И смех- звонкий как весенний ручеек.
До него всего-то один шаг и одна бесконечность.
Все замирает. Что ты хочешь услышать?
-Не, не уходи никуда. Останься. И закрой окно- холодно же.
Он так и делает, а потом прячется под одеяло, а она обнимает его, нежно, как дитя, и они лежат под этими невидимыми звездами, каждый в собственной сингулярности, в этой Вселенной, движущейся куда-то в своей исполненной загадок непостижимости.
