Потом вышла на площадь, тонувшую в солнечном свете.
Было жарко и странно, и от того, что все долги погашены, и впереди лежала длинная жизнь, которую она проведет только так, как сама захочет, в голове хрустально звенели невидимые струны.
Крест стоял посреди площади, и в руках у него был стаканчик пломбира.
— А говорили, ты повесился, — сказала ему Фобия, щурясь.
— Ты не поверишь, какие слухи мне рассказывали о тебе, Грин.
— Всё правда, — согласилась она, любуясь его зверской физиономией.
— Я так и подумал.
Она забрала у него стаканчик и зажмурилась от удовольствия, смакуя холодное лакомство.
— Почему ты не ругаешься?
— Мы все иногда делаем только то, что должны, — пожал он плечами, — и у каждого свои счета.
— Если твоя мерзкая Цепь…
— Цепь ушла. Совсем. Я больше не смог удерживать её в этом мире, потому что во мне не осталось ничего, что принадлежало бы ей.
— Жаль, — огорчилась Фобия.
Крест взял её за руку и они пошли от этого солнца, и резиденции, и прошлого, и ненужных вопросов и бесполезных ответов.
