Может быть, он поэтому и прижился на Арене. Победа здесь — даже такая, как эта, совсем несложная — была его личным морем: жаром схватки, солью пота на губах, песком под ногами и грохотом трибун. Его личной стихией.
И его личным источником жизни и денег.
Он получил еще одну отметку о победе и оплату у распорядителя, и пошел к выходу. В коридоре за ареной обнаружился недавний противник Рейза. Пацан сидел на скамье, небрежно бросив клинок рядом с собой, и мазал наливающийся фингал какой-то мазью. От ушибов, скорее всего.
Он заметил Рейза, зыркнул зло, но подвинулся в сторону, освобождая место, и протянул плошку с мазью. От нее остро и приятно пахло горьковатыми травами.
Рейз на пробу зачерпнул немного, аккуратно смазал сбитые костяшки и сел рядом с парнишкой:
— Как тебя зовут?
— Лаэр Зейн. А вы Рейз. Нас объявляли до начала боя.
— До начала боя у меня не было повода запоминать, — Рейз пожал плечами.
— А теперь есть?
Зейн смотрел на него пытливо, словно пытался прочесть мысли, и Рейз подмигнул:
— Кто знает? Может быть, еще пара лет, и станешь мне настоящим соперником.
Он ожидал, что пацан будет польщен, может быть, даже скажет спасибо, но тот только окунул пальцы в мазь и продолжил обрабатывать синяки:
— Не стану. Я здесь только пока не получу три победы подряд.
Спрашивать — зачем — было бессмысленно — Рейз и так знал: после трех побед в Первой или Второй одиночных Лигах можно было поместить свое имя на Аукцион — попытаться заинтересовать кого-нибудь из богатых господ, получать гладиаторский контракт и пропуск в Парную Лигу. И ошейник — гладиаторы-контрактники носили такие в знак принадлежности своим хозяевам: богатеям, дворянам, жрицам или чародейкам. Всем тем, кому деньги позволяли держать дорогую игрушку.
Рейза обычно воротило от одной мысли о том, что придется под кого-то прогнуться — под какую-то бабу, которой было слишком скучно сидеть дома, но и ему случалось задумываться о Парной Лиге. В ней действительно платили больше, там бойцы были лучше — настоящие звери, с которыми пришлось бы выкладываться на пределе своих возможностей.
А Джанна нуждалась в помощи жриц.
"Обещай мне, пожалуйста, что не станешь делать глупостей, — попросила она в последнюю их встречу, когда Рейз уже собирался уходить. — Ты и так годами пытался меня спасти. Хватит. Иногда нужно просто принять, что не все пациенты выздоравливают".
Он, конечно, пообещал ей не делать глупостей и, естественно, соврал. Так или иначе, любым способом, если исцелить сестру могло только чудо, Рейз собирался достать для нее чудо.
— Тоже думаете о Парной Лиге, да? — Зейн подвинулся на скамье, смерил его взглядом с головы до ног и кривовато улыбнулся. — Сразу видно.
— Что видно?
— Безысходность в глазах. В Парную Лигу обычно идут не от хорошей жизни. Большинству, как правило, очень нужны деньги.
В этом пацан был прав. Рейз и сам был из этого большинства. Ему просто не хотелось нацеплять на себя ошейник.
— Там все будет намного сложнее, — Рейз сказал об этом не для Зейна, скорее для себя. Хотел услышать, как это звучит. — Ты не один на один на Арене, противники сильнее. Вероятность покалечиться больше. Ну и сам контракт, конечно, не сахар. Думаешь, оно того стоит?
Пацан пожал плечами и посмотрел вперед — со скамейки, на которой они расположились, можно было разглядеть часть общего зала, в котором проходили бои — и ответил:
— Зависит от того, что вы хотите получить.
***
В день, когда Силана отправилась на войну, было ветрено и снежно. Люди бросали рябину под копыта коней, и железные подковы перемалывали яркие ягоды в грязную жижу, а Силана куталась в свое жреческое одеяние, держала спину ровной, сидя в седле своего небесного ската, и верила, что все обязательно будет хорошо.
Когда она по приказу Храма отправилась на войну, Силана была белой жрицей. Одной из двухсот целительниц, которых король шантажом заставил отдать армии.
Ее пугала война, ей было тяжело уезжать из дома и оставлять больную мать на Калеба, но она верила, что там, среди раненых и умирающих, будет нужнее.
Внутри нее горело пламя Огненной Майенн — и это пламя могло творить чудеса: затягивать раны, придавать сил, отгонять холод даже в самую страшную, самую темную ночь.
Тогда, в тот давний морозный день, Силана гордилась своей силой, была наивна и не понимала до конца, чему ее учили в Храме: Великая Майенн вложила в людей огонь, чтобы они сами творили чудеса. Но огонь — это не только тепло очага и исцеляющий свет, огонь — это лесные пожары и пепелища сгоревших городов, погребальные костры и крики погибающих в пламени.
Чудеса не обязательно были хорошими. Иногда они убивали.
В самые темные, самые страшные дни войны огонь, способный убивать, армии был нужнее, чем заживляющий раны свет.
Тогда Силана еще не знала: если целительница хотя бы раз использовала пламя против живого человека, она становилась алой жрицей. Ее сила менялась: намного тяжелее становилось исцелять, намного проще сжигать дотла. Въедался в кожу запах дыма, или же это просто так казалось.
Из двухсот служительниц Майенн, которых Храм отправил воевать, домой вернулось чуть больше половины. Многие вернулись алыми, не только Силана.
Конечно, к ней приходили, предлагали работу — те, кто знал, на что она была способна. Наемники, как правило, один раз даже неприметный человек в сером из королевской коллегии дознавателей.
Она всем отказывала: от одной мысли о том, чтобы снова применить пламя против кого-то к горлу подкатывала тошнота и с головой накрывало воспоминаниями: криками раненых, звоном оружия и неистребимой вонью горелого мяса.
Но на гладиаторской арене, в Парной Лиге ей не пришлось бы сражаться. Там дрались и соревновались друг с другом гладиаторы, их наниматели просто предоставляли себя в качестве цели.
Когда-то давно, если благородной женщине бросали вызов, она выставляла на поединок своего воина-представителя, который защищал ее честь или правоту. Парная Лига родилась из таких поединков и использовала их в качестве основного сюжета: бойцы дрались за право получить благородную женщину. Изначально победитель имел право сделать с хозяйкой проигравшего все, что пожелает. Изнасилования и убийства на заре парных игр были нормой, но теперь условия смягчились: поединки почти никогда не заканчивались смертью, а победитель просто срывал с груди "цели" цветок и получал выкуп за ее жизнь.
Силана не хотела участвовать в боях на Арене, наверное, даже смотреть бы их не пошла добровольно, но нужно было платить за
