У меня не было универсальной отмычки к сердцам всех работников сервиса, Папа Монсальви, опасаясь, что я удеру, оставил меня без наличных. Пришлось прибегнуть к шантажу.
— Я — полицейский под прикрытием. Готовится преступление и все честные граждане должны помочь его предотвратить.
Ответом мне был взгляд, полный недоверия. Еще бы — полицейский, живущий в «люксе»! Это все равно, что прачка, завтракающая паюсной икрой.
— Честные граждане, — с нажимом повторил я, — в нашем департаменте есть сведения, что кто-то из портье работает на местную банду. Надеюсь, это не ты… или все же позвонить в участок, чтобы тебя проверили?
Угадал я или нет, не важно. Не бывает на свете портье, за которым бы не водилось мелких грешков, типа доставки «заряженных» сигарет или раскованных девочек в номера…
— Наверное, вы имеете в виду Иогана и Еву Мюллер из Карлсбадена. Номер 416, он соседний с «люксом».
— Универсальный ключ, — сказал я и протянул руку.
Портье округлил глаза.
— У меня его нет, господин полицейский, и быть не может. Ключ находится у…
— Я знаю правила, — бросил я, чувствуя странную, нелепую уверенность в том, что время уходит, — а еще я знаю, что у тебя он тоже есть.
Почему я так решил? Потому что он испугался. И гораздо сильнее, чем из-за банальной «травки» или проституток. Значит — попал. А какая польза банде от портье без универсального ключа? Ни «жучок» посадить, ни засаду провести…
Через минуту я уже подходил к номеру четыреста шестнадцать. Один. На просьбу «быть свидетелем» портье выдал длинную и экспансивную тираду, из которой я понял только одно — «лучше смерть, чем бесчестье» Видно, не было для парня большего позора, чем впутаться в полицейское расследование совершенно случайно, как посторонний, мирный, абсолютно честный гражданин. Его друзья — бандиты этого бы просто не поняли, а в тех кругах рейтинг — это жизнь. В буквальном смысле.
Стучать я не стал. В случае чего сделаю вид, что банально ошибся дверью.
Номер был не «люкс», но вполне достойный. Ничего не имею против ТАКОЙ нищеты. Мельком глянув в зал, я состроил подходящее к случаю, слегка удивленное лицо и толкнул дверь ванной комнаты, как сделал бы это в своем номере.
Лицо не пригодилось. Ванная была пуста. И — да, шкафчик над раковиной висел на одном крючке, зеркальные дверцы были распахнуты и целая батарея всяких коробочек, пакетиков и флаконов валялась частью на полу, частью в раковине. Пачка влажных салфеток угодила в биде.
Я рванул на себя двери сначала одной спальни, потом второй. Никого. Пустота.
Если бы не шкафчик, я бы решил, что ошибся дверью и вломился в номер ничего не подозревающих туристов.
Оделся я как пожарный — за несколько секунд. Портье поймал сразу, весь разговор наш происходил тут же, на этаже, мимо нас никто не проходил и не пробегал, и лифт не спускался.
Как, черт возьми, эти немцы ухитрились исчезнуть из номера?!!
И почему? Кто эти загадочные «они» от имени которых я так напугал любителей сосисок с капустой? Одно утешало: если исчезли так быстро, то того, чего я опасался, не случилось. Вряд ли мужик вынес бы труп так оперативно.
На всякий случай я еще раз, более тщательно, осмотрел четыреста шестнадцатый номер. Обнаружил следы поспешного бегства: Из трюмо в большой спальне выдернули верхний ящик, да так и бросили. Похоже, забрали документы и деньги. А больше ничего. Все остальные вещи так и остались расставленными и развешенными с истинно немецкой аккуратностью. Трупа прекрасной Евы я не обнаружил.
С чего я взял, что она прекрасна? Ну, голос мне понравился. Грудной, с такой джазовой хрипотцой. Очень сексуальный голос.
Ну хорошо, не прекрасная… Не было там никаких трупов вообще, ни прекрасных, ни ужасных. Ни мужских.
Я вышел на балкон. И тут же метнулся назад.
К зданию отеля бесшумно, без сирен, подлетали полицейские машины: одна, вторая, третья… Видно, я жестоко переоценил свое влияние на портье. Или он был чище, чем мне показалось. Или — умнее.
А в неслабый переплет я угодил из-за своей тяги к дешевому блефу! В дверь четыреста шестнадцатого уже барабанили, и, я мог не сомневаться — через минуту в него войдут.
Быстро соображать и быстро бегать! Где тут может быть бар? Логично предположить, что в зале.
Я выдернул бутылку неплохого коньяка, зубами сорвал пробку и хлебнул прямо из горла, на ходу сдергивая джинсы и футболку. Ванна! Ванна, ванна, ванна… Ох, как жалко-то, коллекционный коньяк в сливное отверстие… Бирочка! Так, бирочка есть — пальцы подрагивали от адреналина, но с бирочкой я справился быстро. Ничего не забыл? А, даже если забыл, сейчас уже не вспомню… Копы входили в номер. Я едва успел приобнять унитаз и распластаться на полу, с выносом голых пяток в коридор. Зрелище было, надо думать, омерзительное.
— Встать, руки за голову, лицом к стене! — прогремело надо мной. Я не пошевелился. С выражением полного блаженства на лице лежал щекой на толчке и сладко посапывал.
— Да он пьян в сосиску! — услышал я, — и спит как бы не со вчерашнего дня.
— Так, может, это жилец?
— Аптечка где? Дай ему что-нибудь, чтобы протрезвел, а то ведь и не допросишь толком.
— А если он не говорит по-английски? Что тогда?
Пару секунд я серьезно размышлял, говорю ли по-английски. Потом все же решил не изображать совсем уж дикого бедуина, только вчера вылезшего из прадедовских барханов.
— Ду ю спик инглиш, вафли хрум-хрум, — просипел я, делая доблестную попытку выйти из алкогольной комы. Неудачную. Слегка приподнявшись на карачки, я охнул, сплюнул и снова расползся по полу медузой, едва не въехав лбом в белоснежный сингапурский фаянс. В нос ударил запах чего-то едкого, подозрительно похожий на наш родной российский нашатырь. А я-то думал, что у них тут сплошной гуманизм и человечность. Пора уже приходить в себя? Интересно, почему трезвому изображать пьяного гораздо труднее, чем пьяному — притворяться трезвым?
— Вы можете говорить? Ваша фамилия — Мюллер?
Чтоб мне захлебнуться виски, мне помогли подняться и вполне вежливо усадили на стул.
— Ваша фамилия — Мюллер? — терпеливо повторил парень в гражданском.
— Э-э детектив?..
— Шарджа, — представился он.
Я покрутил в голове возможность побыть Мюллером. Этаким добропорядочным туповатым Мюллером, по пьяному делу посеявшим документы, кредитные карточки… и жену. Еву. Красотку с джазовым голосом.
— Его зовут Кедраш. Влад Кедраш. И не делай вид, будто тебе неприятен мой визит. Или ты чем-то удивлен…
— Я и не собирался, — буркнул детектив Шарджа. Он выглядел так, словно вздумал пробежать стометровку за рекордное время и — на тебе, наступил на гвоздь.
— Ты и у меня документы спросишь? — поинтересовался Папа Монсальви. Он вошел, демонстративно игнорируя стоявшего в дверях полицейского, и опустился в удобное кресло.
— Он пьян, — зачем-то сообщил детектив.
— Вижу, Али, —
