Наталья Егорова
Обочина
Улица казалась бесконечной. Закопченные бетонные стены поднимались в серое небо, и оттуда нескончаемо сыпался мерзкий, вовсе не зимний дождь. Под ногами жидко чвякало, левая нога в дырявом ботинке безнадежно промокла.
Это казалось закономерным после утреннего собеседования - и мелкий ледяной дождь, пропитавший самый воздух, и уехавшая из-под носа маршрутка, и эта пустынная улица между бетонных заборов, куда Андрей свернул в надежде сократить путь к метро.
Сначала будто бы согрелся на ходу, потом снова замерз и промок окончательно, и мечтал лишь о той сладостной минуте, когда нырнет в душное тепло подземной станции. Но время шло, а улица все так же безнадежно и нескончаемо тянулась вдаль, и ни одной машины не проехало мимо за все время, пока он вышагивал по чавкающей бурой слякотью обочине.
'На обочину сегодня спихнули меня, - подумалось с неожиданной ясностью. - Кому я нужен со своим опытом стояния за кульманом, с умением подобрать оптимальное лекало, если теперь наглые юнцы за полчаса просчитывают сложнейшую сборку на компьютере.'
Лена была права, когда пилила его, чтоб учился работать с этой хитроумной техникой. А он отмахивался: молодежь в конструктора не стремится, так если еще и людей с его опытом сокращать, кто работать будет?
Когда сокращали весь отдел, оказалось, никому она не нужна - работа их...
Разговаривал сегодня с именно таким юнцом - лощеным, нахальным, с вежливой улыбочкой на круглом лице. Эта улыбочка сбивала с толку больше всего, из-за нее Андрею казалось, что менеджер видит его насквозь: и мелочь в кармане, и даже дырку в носке.
Он вышел на улицу, как в тумане, не сразу осознав, что минуту назад его вежливо отшили. Потерянно брел вдоль шоссе, спотыкаясь в серой каше, бессвязно ругаясь сквозь зубы, дыша концентрированным выхлопом, и маршрутку увидел уже отъезжающей. Подумаешь, еще одна мелкая закономерность в цепи неприятностей!
Ну, и свернул сюда...
Странные все же места попадаются в Москве. Вот эта улица, например, безлюдная и бесконечная, зажатая в высоченных стенах, за которыми бог весть какие заводы или не заводы даже - водокачка какая- нибудь, котельная... Андрей задрал голову в полной уверенности, что увидит полосатую трубу, добавляющую к желтушному столичному смогу свою толику дыма.
Стена, казалось, уходила прямо в космос, и только дождь моментально заморосил глаза. Андрей поежился и прибавил было шагу, но лишь закопошился в слякоти и моментально запыхался. Пришлось вновь перейти на размеренный шаг враскорячку - имитацию лыжного.
Из водяной пыли вынырнули сплошные железные ворота - выкрашенные в серый цвет и изрядно облупившиеся. С притулившейся у въезда нелепой будочкой время поступило еще жестче: рамы щерились редкими стеклянными обломками, и одна стенка вмялась внутрь, словно пьяный водитель на 'Камазе' промахнулся мимо въезда.
Повинуясь, безотчетному порыву, Андрей заглянул в щель между расходящихся створок. Взгляду открылась асфальтовая дорога, кое-где присыпанная сероватым снежком, остовы нескольких ржавых машин, какие-то неопределенные строения грязного кирпича. Эта картина могла принадлежать и фабрике, и, наверное, большой котельной.
Несмотря на мглистый день, окна оставались темными, слепыми, и ни один кар не грохотал вдалеке. Неумолчный гул большого города не долетал сюда, и на секунду Андрея охватило щемящее чувство бесконечного одиночества, точно он остался один во всей Москве, куда там - в целом мире не осталось больше ни единого человека, только выстуженные пустые дома и ржавые остовы брошенных машин.
Он с усилием отлепил взгляд от щели в заборе, заставил себя двинуться дальше. Он почти миновал будку, когда уловил краем глаза несуразную деталь: на мокром, засыпанном каким-то мелким хламом подоконнике стояла матово-серая фигурка с грецкий орех величиной.
Фигурка изображала бородавчатую жабу с толстощекой человеческой головой, в узкой щели ухмыляющегося рта намечены острые треугольные зубы. Таких пластмассовых божков навалом в любой палатке, но именно этой фигурки Андрей не встречал никогда. В ней было нечто столь отталкивающее, что она необъяснимым образом притягивала взгляд.
Казалось странным, что забытую невесть кем нэцке не сбросил со стола ветер. Андрей замешкался, и будто против воли потянулся к жабенышу.
В первый миг показалось, что игрушка приклеилась, пристыла к подоконнику - такой тяжелой она была. Явно не пластмасса, скорее камень: темно-серый, шероховатый и словно немного теплый. Андрей покрутил нэцке в руке, обнаружил в затылке еще один глаз, а на заду у жабы скрюченный, явно поросячий хвост. Похоже, фигурка попала сюда из магазинчика приколов.
Он обнаружил внезапно, что бредет посреди проезжей части, сжимая серую жабу в окоченевшей руке, что железные ворота с разбитой будкой остались далеко позади, а унылой перспективе бетонных стен не предвидится конца. Монотонность дороги, что ли, утомила его, заставив отключиться на ходу?
Наверное, не отойди он так далеко, поставил бы каменную фигурку обратно. Но бросать ее теперь в грязь было глупо, возвращаться же - совсем идиотизм. Досадливо сунув нэцке в карман, Андрей чуть ускорил шаг. Когда-то должна ведь закончиться эта дурацкая улица!
А она точно упиралась в низкое хмурое небо. Но вильнула стена, и в длинной нише нарисовалось такое же унылое и серое, как улица, зданьице. Замаячила над крыльцом грязная вывеска, которой лет, казалось, не меньше, чем самому Андрею. Блеклые буквы утверждали, что это 'Парикмахерская', а стекла были заляпаны белой краской и заложены фанерными щитами. Следом выползла из мороси 'Модная обувь' с навесным замком на дверях. В витрине красовались пыльные тряпочные шлепанцы на устрашающих каблуках.
Против всякой логики, эти вывески казались не признаками цивилизации, а доказательствами ее гибели. Кто мог стричься в этой парикмахерской, и какие модницы покупали в этом заброшенном магазинчике жуткие шлепанцы? Казалось невероятным, что сюда вообще добирался хоть один человек.
Андрей сунул нос в воротник и чуть не налетел на мокрые облезлые перильца, огораживающие провал подвальчика. Над входом торчала жестяная вывеска 'Чарли Понг', между косяком и дверью виден был промежуток, приглашающий зайти.
Название озадачивало. Но подвальчик явно был забегаловкой - с мерзким кофе из пакетиков, клеклыми хот-догами, дешевым алкоголем - и к тому же явно работающей забегаловкой. При одной мысли о теплом помещении, где не капает за воротник ледяной дождь, слабели колени.
Андрей нерешительно глянул в оба конца бетонной улицы, одинаково скрывающихся в дождливой мгле, зачем-то поднял глаза к бесцветному равнодушному небу.
И двинулся по выщербленным ступенькам.
Аккуратно обогнув мутную лужу у порога и дернув за болтающуюся на одном гвозде ручку, он шагнул в полутемное помещение. И сразу задохнулся в спертом воздухе, а лавина неразборчивых звуков оглушила его.
Ползальчика занимал теннисный стол, возле которого шумно суетились двое, не снявшие даже пальто. В дымном прокуренном воздухе метались по стенам причудливые тени, придавая игрокам нечеловеческие черты. Места для пинг-понга явно было маловато, но смысл вывески стал понятен.
Бледное пятно шарика с сухими щелчками металось по столу. Тихо завывало из динамиков нечто джазово-авангардное: какофония в басах внезапно сменялась резким взвизгом саксофона, сиплый голос принимался надрывно выкрикивать тарабарщину, а затем весь этот хаос тонул в флегматичном соло ударника.
Над барной стойкой мгла только сгущалась. 'Это чтобы клиент не видел, из каких бутылок ему наливают паленую водку', - мимолетно подумал Андрей. Бармен вскрыл боковую стенку кассового аппарата и деловито
