Андрей Семёнович пошевелил пальцам ног, в очередной раз осмотрелся по сторонам и только решил расслабиться, как тот же громкий, назойливый голос сказал:
- Споттинг. Вы знаете, что такое споттинг, Андрей Семёнович?
- Понятия не имею, - тяжело вздыхая, ответил Калмыков.
- Это хобби такое. Суть его заключается в наблюдении и фотографировании самолётов.
- Да? Странное хобби, как по мне.
- На первый взгляд - да. Казалось бы, чего тут интересного? Но если вдуматься... Вот вы, Андрей Семёнович, летали?
- Летал.
- А видели когда-нибудь со стороны, как взлетает, или садится, большой пассажирский лайнер?
- Не помню, - мрачным голосом ответил Калмыков, всем видом давая понять, что ни этот разговор, ни этот собеседник ему не интересны.
- Значит, не видели! Потому что, если бы хоть разочек увидели, на всю жизнь запомнили бы!
И тут произошло нечто, вовсе уж выпадающее за рамки восприятия 'нормы' Андрея Семёновича! Григорий вскочил со скамейки, отбежал на несколько метров в сторону пруда, почти до самой кромки воды, расставил руки в стороны и с громким воем 'У-у-у-у!' на полусогнутых побежал обратно к лавке. Калмыков сильно занервничал и даже решил, на всякий случай, поджать босые ноги. Он снова огляделся по сторонам, но с удивлением отметил, что, ни странное поведение Григория, ни даже его пронзительное 'у-у-у' не привлекло и толики внимания посетителей парка. А, тем временем, странный молодой человек нёсся в его строну, явно имитируя снижающийся лайнер, так как ноги его с каждым шагом подгибались все сильнее и уже перед самой скамейкой, он, вдруг, плавно распластался животом на траве! Калмыков даже позволил себе скудный смешок. Зрелище и в самом деле было впечатляющим. Но не величием снижающегося лайнера, которое, по всей видимости, хотел передать Григорий, а именно своей комичностью.
- Григорий, вам не кажется, что это уже перебор? - голос Калмыкова заметно потеплел, в сравнении с тем, как он обращался к собеседнику до этого.
Тот перевернулся с живота на спину и, не вставая с травы, уставился в голубое небо:
- А что такое перебор? - на этот раз голос Григория был тихим и задумчивым, - Может быть перебор - это выход за рамки приличия? За рамки общепринятого? Нечто не среднее?
- Так и есть.
- Тогда чему вы улыбались только что?
- Вашему поведению, Гриша. Чему же ещё?
- Так значит моё поведение не столь уж и плохо, если оно заставило такого хмурого человека улыбнуться?
- Ну, это как сказать... - не находя что ответить, стушевался Андрей Семёнович.
- Да как ни говори, - Григорий уселся на траве, сложив ноги по-турецки, - Который час?
Калмыков, обратив внимание на то, что у парня на руке есть собственные часы, нахмурился:
- А твои, разве время не показывают?
- Неа, - пожал плечами Григорий, - Позавчера остановились.
- Остановились? - с недоверием спросил Андрей Семёнович, - Электронные часы?
- Да, остановились. Сам удивляюсь. Я в субботу под автобус попал. Представляете? Прямо на пешеходном переходе. И откуда он там взялся - ума не приложу! Только шаг делаю и тут - бац! А в следующее мгновение - лежу на обочине. Вот после того удара часы и остановись. А на мне ни царапины! Представляете? Бывает и такое.
Для наглядности, он протянул руку Калмыкову и тот посмотрел на циферблат. На экране и в самом деле были цифры, и они, в самом деле, стояли. Даже секунды замерли.
- М-да... Странно. В ремонт надо отнести.
- Да фиг с ними. Пусть стоят. Я ведь часы эти так ношу... Больше для понта. Куда мне спешить?
- Но время у меня все равно спрашиваешь.
- Спрашиваю. Но не для себя.
- Для кого же?
- Для вас, конечно! Чтобы вы успели. Сегодня в 21:14 в аэропорту совершает посадку самый впечатляющий лайнер, который когда-либо принимал наш захудаленький аэропорт. И вам обязательно нужно на это посмотреть!
Калмыков округлил глаза и удивлённо уставился на Григория.
- А что вы на меня так смотрите? Вам сорок лет! Вы каждый день в восемь тридцать приходите на работу, каждый день торчите в душном офисе, делая скучную работу, а вечером возвращаетесь в такие же четыре стены. Не правда ли? Иногда, конечно, удаётся вырваться из офиса по какому-нибудь мало-мальски важному заданию руководства, но вы даже в этом случае не позволяете себе туфли снять. Даже, когда этого очень сильно хочется! Вам сорок, Андрей Семёнович! Ну, сколько вы ещё проживёте? Десять? Двадцать? Тридцать лет? А может через неделю - того...? И, позвольте спросить, какой из оставшихся дней вы собираетесь посвятить тому, чтобы увидеть, как садится самолёт? А? Нет такого дня? Не запланировали?
Калмыков смотрел на эмоционального молодого человека и боролся с переполнявшим его чувством негодования. Григорий продолжал:
- То есть, вы хотите сказать, что готовы помереть даже приблизительно не прочувствовав то, от чего некоторые люди получают космическое удовольствие? Так и не поняв, в чем оно заключается? Просто посмотреть! Проще некуда!
- Да не собираюсь я помирать! - не сдержавшись, вдруг, вспылил Калмыков, - Что за чушь ты тут несёшь?
- Послушайте, - заметно сбавив обороты, сказал Григорий, - Помирать никто никогда не собирается. Даже очень старые, или смертельно больные люди, которые знают, что скоро умрут, просыпаются каждое утро с надеждой, что этот день будет прожит также, как и все предыдущие. Но последний день наступает для всех. Почему вы думаете, что Калмыков Андрей Семёнович - исключение?
- Я себя исключением не считаю. Просто считаю, что смотреть на самолёты - глупая, никчёмная затея.
- А какая затея не глупая? Может быть не глупо ходить каждый день на скучную, неинтересную работу, чтобы заработать немного денег, чтобы купить на них еды и съесть? Или не глупо после этой скучной работы вернуться в пустую квартиру, включить телевизор и погрузиться в просмотр очередной серии какого-нибудь мыльного киселя, заливающего мозги похлеще любого наркотика? Что не глупо?
- Знаешь, Гриша, мне пора, - Калмыков торопливо натянул обратно на ноги тесные туфли и, дрожащими от возбуждения непослушными пальцами, с третьей попытки завязал шнурки.
- Я буду ждать вас у входа во второй терминал сегодня в 20:30.
