Вечер обещал быть обычным будним вечером работающей женщины: метро, магазин возле метро, готовка, стирка, еще что-то... Впрочем, придя домой и пристроив авоську в прихожей, я обнаружила, что в этой самой прихожей вымыт пол, на кухне стоит кастрюлька со свежим супом, а в ванной гудит машинка.
У меня было некоторое искушение спросить Галчонка, что и с чем в этот раз она стирает. В прошлый раз она бросила с машинку белую простыню с фиолетовыми леггинсами, в результате у нас больше нет белой простыни. Есть бледно-лиловая. Однако я вовремя прикусила язык.
Во-первых, лиловый цвет - это красиво. А во-вторых, Галчонок вполне способна выдать в ответ что-нибудь в диапазоне от "ну, ма, мне уже почти семнадцать!" до "какая на фиг разница?" Что за комиссия, создатель...
Вру - быть матерью почти взрослой дочери не так уж плохо.
За фотографию Володи на стене Галчонок засунула веточку можжевельника с черно-золотым бантом. Значит, не забыла. Это ее ритуал - в день рождения отца украшать его фотографию.
Суп оказался недосоленным, но вполне съедобным. А из комнаты Галчонка доносились голоса - у нее были гости. Ну, конечно. Лешка!
С Лешкой у нее дружба, не та, которая вот-вот превратится в любовь, а именно дружба. С детского садика. Лешка старше на два года, так что в садике рыцарски защищал Галчонка от малолетних гангстеров, норовивших подергать ее за косички. А в школе пришел черед гораздо более серьезных проблем со сверстниками, которые они решали вдвоем, не вмешивая ни нас с Володей, ни Люду, маму Лешки - отец как-то дистанцировался и от жены, и от сыновей. Тогда и Володя, и Люда были еще живы.
Потом умерла Люда.
А потом попал под машину Володя...
Не верьте, что разделенное горе - половина горя. И все-таки как хорошо, что Галчонку было на чьем плече выплакаться. При мне она не плакала, наоборот, старалась меня поддержать. Впервые поддерживала не я ее, а она меня.
Я решила, что имею полное право почитать книгу, которую купила на днях и еще не открывала, однако книги на моей тумбочке не было. Тогда я постучалась к Галчонку.
- Да, ма? Привет! Как суп?
Лешка тоже поздоровался.
- Привет. Отличный суп, замечательно, - похвалила я. - Слушай, ты у меня книжку не... а, все, вижу. - Книга была у Галчонка в руках, и они с Лешкой явно разглядывали картинки.
- Классные фотки, - прокомментировала Галчонок. - Я хочу такие сделать. Слушай, а как они получались? Это же старые, тогда же фотошопа не было...
- Я знаю, - заметил Лешка. - Мама когда-то занималась фотографией. Она мне показывала, как снимать на пленку, где уже есть снимок. И как вклеивать куски одного кадра в другой. То есть она показывала, но я так не умею.
Фотографии в книге и правда были своеобразные: черно-белые снимки начала ХХ века, изображавшие, например, девочку в бутылке или девочку, парящую над землей.
- Ма, а можно, я наши старые фото возьму? Я их отсканирую и попробую в фотошопе сварганить что-нибудь этакое!
- Конечно, - ответила я и полезла на антресоль в поисках старых альбомов.
Галчонок увлекается компьютерной графикой, и у нее иногда получаются удивительные по красоте коллажи. Я поддерживаю ее в этом хобби - мало ли, вдруг это ее будущий хлеб?
А вот о том, что Люда была таким асом фотографии, я и не знала... Хотя мы с ней близко дружили. Но у нее всегда была потайная комнатка в душе, куда почти никому доступа не было. Такая же комнатка наверняка есть и у Лешки. Интересно, пускает ли он в нее Галчонка?
Разыскав альбомы, я принесла их Галчонку и Лешке.
- О, давайте посмотрим, - заинтересовался Лешка. - Люблю старые фотки!
- И я, - Галчонок наклонилась над альбомами.
- Это еще моей прабабушки, - я открыла самый старый. - Это они с дедулей перед войной. Потом дедушка ушел добровольцем на фронт, а его мама и младшие сестренки остались в Ленинграде... Вот они все вместе.
- Это бабушка Нина? А вторая сестра? Я ее не знаю...
- Это Леночка. Она не пережила блокаду.
Я не стала пересказывать Галчонку, как бабушка мне в детстве рассказывала про кота, носившего им крыс. Это долго выручало всю семью, но потом кот ослабел от голода и не мог даже шевелиться. Вскоре умерла Леночка, и мама на санках повезла ее хоронить. Бабушка Нина не заметила, когда мать вернулась, но в тот же вечер с кухни потянуло мясным духом. Хватило всем - и Нине, и маме, и коту.
Вкусное было мясо, сладковатое - после войны бабушка Нина такого никогда не ела.
Помню, ребенком я никак не могла понять, отчего же прабабушка не раздобыла мяса раньше, чтобы и Леночку спасти...
- Котик, - Лешка взял еще один снимок. - Красивый!
- Да, это их кот Тишка. А это вот прадедушка...
- И он с Тишкой, - Галчонок придвинулась поближе.
Тишка был и правда красавец: серый с белыми лапками и белоснежной грудкой. Во лбу у него красовалось белое пятнышко-звезда. Но снимок - последний снимок прадедушки - был сделан в 1953 году: на обороте прабабушка написала дату. Через два дня прадедушку арестовали по печально известному "делу врачей"... Получалось, Тишка прожил еще лет десять после войны. Я даже засомневалась: может, это другой кот? Нет - на снимке с Леночкой был тот самый, со "звездой" во лбу.
Леночку с котом сфотографировали за три дня до ее смерти от голода.
Мне инстинктивно захотелось взять другой альбом, не связанный с военным временем. Я схватила новый - уже наш с Володей.
- Это ты в детстве, - сказала я, показывая одну из своих любимых фотографий. На ней - Галчонок на огромном лугу одуванчиков. Маленькая, в руке - одуванчик, и Галчонок сдувает с него пух. - А это папа. Вот на этой фотографии он в тот день, когда сделал мне предложение. На этой - когда мы ждали тебя. Это тетя Люда снимала, видишь? - твоя первая фотография.
- Она и правда классно снимала, - удивленно заметила Галчонок.
- Это ты в первый класс идешь. А вот вы с Лешей. И снова вы. А это папа с друзьями. Это его последняя фотография.
- Тишка.
Лешка поднял на меня глаза, соображая, что происходит.
- Действительно, он, - Галчонок положила рядом снимки Леночки с котом и Володи с друзьями. У ног Володи стоял кот, как две капли воды похожий на Тишку.
- Нет, это просто похожий, - заспорила я. - Коты столько не живут.
Лешка поскреб подбородок и заметил:
- А вдруг это его прапрапраправнук?
Мы засмеялись.
Я не люблю
