— Молчи. Бери флейту, и пойдем. У тебя много работы.
Руки дракона сами знали, что надо делать, и вскоре у него был прекрасный инструмент.
— Теперь забудь все, чему я тебя учил. Бери флейту, садись и слушай свое сердце.
— Учитель, ты же знаешь, какое у драконов сердце!
— Забудь об этом.
— Что я могу играть, если во мне ничего нет?
— Помолчи. Ты ничего играть не будешь. Сиди и жди музыку. Когда она придет, флейта зазвучит сама.
— А если она не придет?
— Играй тишину. Тишина — это тоже музыка.
Опять были день и ночь, тепло и холод, дождь и солнце… И тут флейта заговорила. Одна робкая трель, другая, и хлынуло. Потекла по лесу музыка. Сердце дракона пролилось пустотой и чем-то, что звало, ждало, томило, обещая самое сокровенное.
— Теперь ты знаешь все, что знаю я. Мне больше нечему тебя научить. Отныне флейта будет твоим учителем. Мне осталось сказать только одно: есть еще в музыке то, чего я не знаю. Осталась последняя тайна. Когда-нибудь она откроется. Больше я не могу держать тебя рядом.
— Учитель! Ты открыл для меня мир заново, ты подарил мне часть своей жизни, столь драгоценной для тебя, ведь жизнь человека так мимолетна! Я никогда не забуду то, что ты для меня сделал. Я не хочу уходить от тебя. Не знаю, что со мной, но я не хочу тебя терять.
— Я не гоню тебя, нет, но я дал тебе все, что мог. Тебе нужен тот, кто знает последнюю тайну. Прости меня, но я больше ничего не могу тебе дать.
— Учитель, это ты прости меня и позволь мне остаться с тобой.
Никогда раньше не видел Дракон старика таким. Он весь сиял изнутри.
— Что случилось, учитель?
— Сегодня умерла моя флейта. Ее музыка навсегда перешла в мое сердце. Умирая, открыла она мне последнюю тайну, но эта тайна может быть только моей. Прости, но тебе придется уйти.
— Учитель!
— Не спорь со мной. Мы похороним флейту, и ты уйдешь. Теперь у нас разные пути. Запомни: между Небом и Землей лежит тропа. Не ищи, и ты найдешь ее. МЕЖДУ НЕБОМ И ЗЕМЛЕЙ ЛЕЖИТ ТРОПА…
Когда откроет тайну смерти…
Запыхалась, раскраснелась, волосы мокрые. Русалка. Она и есть русалка, только у русалок глаза не горят, а у нее не глаза — глазища. Глянет — как огнем обдаст. Совсем выросла дочка. Красавица. Уже и замуж пора, да только ничего и слушать об этом не хочет.
— За кого здесь идти прикажешь?
— Как за кого? Смотри, сколько здесь парней ладных да работящих. Детишек заведете, хозяйство.
— Не нужно мне это.
— Да что ты говоришь такое, дочка. Нельзя без этого. Все так живут. Отцы и деды так жили и нам велели, да и искусство наше кому-то передавать надо.
— Вам-то, может, и велели, а мне не это нужно. Помолчи, отец, дай сказать. Не хочу я так, не могу. Чует душа, что должна быть жизнь иная, совсем не похожая на нашу. Плачет по ней душа, рвется. Только куда рвется, где она, та жизнь? Все бы отдала, а здесь… Не могу я. Знаю, что ждет меня самое-самое, зовет, приглашает, и так мне тоскливо становится, что не знаю, где это прячется. Хожу я по лесу и ищу, а чего ищу, сама не знаю. В лесу мне хоть спокойней.
— Не увлекалась бы ты так лесом.
— А что лес? Он как дом родной. Всю жизнь в лесу живем.
— Опасно там.
— Не смеши, отец. Зря я, что ли, дочь волшебника? Я к каждому зверю слово знаю.
— Не зверем лес страшен.
— Люди? Так нет таких людей, которые могли бы со мной справиться. В этих краях нет сильней магии, чем наша. Ты же сам говорил.
— Ты бы так на магию не надеялась.
— Я чего-то не знаю?
— Было это совсем давно, дочка. Жили тогда в небе драконы. Видели они начало всего и знания имели огромные. Ходили люди к ним в услужение. Использовали их драконы для утех своих, а платили богатством и властью. Но пуще всего хотели люди знаний драконовых, и получали то, что хотели. Только после этого становились страшными и жили совсем недолго. Были сами несчастными и другим много зла делали. Звали их люди магами и боялись пуще смерти, но ходили на поклон к ним и отдавали все самое лучшее — не дай бог, мага прогневать, смерть тогда лютая да несчастья на весь род. Считали маги драконов покровителями своими, поклонялись им и старались выслужиться друг перед другом. Добрые же люди избегали драконов всячески. Почему — никто не знает, только в один миг исчезли драконы, стали недосягаемыми для людей. С тех пор их больше никто не видел. Захотели тогда маги власти друг над другом, и была между ними война страшная. Многие погибли в той войне, оставшиеся в живых объединились в несколько кланов и поделили мир. Передавали маги тайны свои из поколения в поколение. Менялась жизнь, а вместе с ней и магия. Тень драконов никого более не тяготила. Страшные маги остались в далеком прошлом. Новые стали более человечными. Стало служить их искусство людям, превратились маги в волшебников. Мы с тобой, дочка, волшебники клана пяти, и эта земля наша. Но и нам есть чего бояться. Живет в нашем лесу кто-то. Отец звал его колдуном. Силы тот колдун нечеловеческой, и любая магия ему нипочем. Кто он и откуда взялся — не знает никто. Живет он здесь очень давно. Отцу про него говорил дед, а тому его дед. Только колдун не знает времени и всегда молод. Играет он музыку, но горе тому, кто ее услышит. Забирает колдун его душу, и становится человек тот сам не свой. Не ест, не пьет, а потом и совсем уходит в лес, и больше его никто никогда не видит. Говорят, колдуна даже драконы знают.
— Может быть, ему ведомо, что нужно душе моей?
— Даже и не думай о нем, дочка.
Гуляя как-то раз по лесу, вышла она на поляну, а там хижина — не хижина, шалаш — не шалаш, а рядом красавец молодой. Заиграл тот красавец на флейте.
— Колдун! — Тут она и обмерла, настолько захватило ее ожидание чего-то.
Замолчал колдун ненадолго, а затем заиграл вновь. И была та музыка совсем на музыку не похожа. Текла она как бы из ниоткуда, из пустоты, что была еще до начала времен. И было в той музыке томление великое, сладким и горьким было оно. И уже слышалось ей, что еще мгновение, и сокровенная тайна тайн, что терзала ее…
Пришла она в себя возле хижины. Колдун готовил еду.
— Ты тот, кто крадет наши души?
— Зачем они мне? Мне своей хватает.
— Ты же колдун! Ловец душ человеческих!
— Я не колдун. Колдовство — это бредни для ваших дураков. А души… Вы с ними слишком носитесь.
У любой травинки душа ничем не отличается от вашей.
— Отец говорит, что ты губишь людей своей музыкой.
— Мне нет до людей дела. Вы такие же, как и все остальное, по крайней мере, ничем не лучше.
— В таком случае кто ты?
— Вы называете нас драконами.
— Так ты все знаешь!
— Опять нет. Наши знания мертвы, как и мы сами. Драконы все знают, во всем уверены, для них нет ничего нового. Мы слишком правильные, слишком разумные и совершенно бездушные. Я отказался от таких знаний.
— Я так надеялась на твою помощь! Меня все время зовет жизнь иная, неведомая, совсем не похожая на нашу. Я не могу жить среди людей. Всю жизнь я ищу, а чего — сама не знаю.
