Журнал
Контр Культ УРа № 1
От редакции
'Перестройка открыла множество лазеек, через которые недобитое племя советских диссидентов может отвязаться… Люди, насильственно депортированные в рок-лагерь из иных культурных слоев, начали возвращаться на круги своя.' Вынося эти горестные слова В. Мурзина на обложку предыдущего номера «Урлайта», мы не предполагали, что так скоро окажемся в смертоносном поле их действия.
Хотя могли и предположить. Озирая наше прошлое холодным взглядом сегодняшнего дня, мы видим, что «Урлайт» являлся неким магическим синтезом трех компонентов, насильственно закоммутированных тоталитарной эпохой в его пределах. Это, условно скажем, Рок, Политический Демократизм и Контркультура. Разные авторы в разное время оказывались носителями данных идей, но общая сумма личностно-творческих раскладов, кои они в себе несли, так или иначе создавала феномен 'Урлайта'.
Бутылка с тремя джиннами открывалась долго. Но лишь только пробка задвигалась, каждый из них задумался о своей дальнейшей судьбе в новых условиях.
Рок /почти весь/ потерял от счастья голову и, рванувшись к обнажившемуся Солнцу Советского социума, мгновенно превратился в лучах его в попс. Идеалы бескомпромиссности, любви и искренности стали разменной монетой нарождающегося новосоветского шоу-бизнеса.
Контркультура почла за благо остаться на дне бутылки. Мало того, именно в этой ситуации она, ранее стихийно цементировавшая андерграундный космос, начала осознавать себя как глобальное нонконформистское мироощущение.
Политический Демократизм, дождавшийся своего звездного часа, кинулся в рубку с Советским Социумом — чтобы покончить с этим чудовищем и занять его место. Эта жесткая волна унесла от нас идеологического кормчего «Урлайта» Илью Смирнова.
Мы, напротив, считаем, что существуем в непересекающихся с совком плоскостях и, соответственно, у нас нет нужды конкурировать с его продукцией в лице всяких 'Новых миров', до которых мы якобы доросли. Во-первых, не доросли, а во-вторых, и слава Богу.
Непреходящая ценность рок-самиздата связана, в первую очередь, с тем, что он с момента своего рождения стихийно оказался в той сфере, которую великий М.Бахтин относил к народной низовой смеховой /или 'карнавальной'/ культуре — противостоящей в его концепции двух культур заштампованно- высонопарному официозу. Да здравствует раблезианство! В XX веке оно — исполненное игрового начала, цинично-бесшабашное — ожило в контркультуре с ее политкарнавалами, психоделическими оргиями и ритуальными поджогами универмагов. В этой же кастрюле варились параллельное кино, нудистские театры-студии, «граффити» и, естественно, рок допродажного периода — когда любой кривой фузз- гитарный аккорд воспринимался как Голос Великой Свободы. Все эти дела были призваны решить, в общем, великую, хотя и утопичную задачу: извлечь из мертвящего кокона социального прагматизма Свободного Человека.
Из этой же оперы родилась спонтанная журналистика с ее женоподобным флагманом в лице Сюзан Зонтаг. Уныло-серьезной, зацикленной на цели изложения официозной журналистике игривая спонтанная ж. противопоставила эссеистического толка мир полубессмысленных вербальных замков, потоки субъективистского словесного поноса и общий отъявленный экстремизм — по поводу и без повода. Так в андерграундной журналистике развивался немыслимый для официоза разгул стилистической импровизации и свободы.
К непростому сегодняшнему дню передний край нашей рок-прессы поднялся над самим продающимся роком — и двинулся к новым горизонтам. Этот светлый путь распространения игрового и одновременно радикального рок-взгляда на остальной мир — будь то цепные псы социума, миазмы внутричеловеческого говна, эротика или крокодилы — представляется нам перспективнейшим путем развития отечественной рок-журналистики.
Итак, андерграунд, ранее являвшийся антитезой совку, ныне превращается в антитезу всему социуму. Многие бывшие 'убежденные борцы с режимом' оказались борцами за личное социальное благополучие — и будут теперь вместе с Новым Бюргерством пытаться возвести на смену просевшему брежнандроповскому дзоту здание современного конструктивного государства. Но ни одно живое существо не может нормально функционировать без наличия внутренних микробов — таким микробом мы и желаем остаться во чреве нарождающегося нового госорганизма. Антибрежневский период истории нашего андерграунда окончен — на смену ему идет период глобальной контркультуры.
Why don't we do it on the road?
(Разговор, состоявшийся в Москве в августе 1989 года)
С:…Мы не боимся обид. Чем больше обижаются — тем лучше.
В: Провокативный радикализм, иными словами.
А: Я не думаю, что это верно…
С: Ми вообще не хотим быть радугой для андерграунда. Чтобы она сияла, а он на нее умильно смотрел. Эдакой 'Группой крови'.
А: Другими словами, вы боитесь стать попсом?
В: Андерграундным попсом.
С: Мы не хотим стать андерграундным попсом, это же вообще трагедия. Это убивает андерграунд — когда он начинает внутри себя делать культ.
А: Это «Рокси» получается.
С: Это «Рокси» получается, это получается то, от чего ЗООПАРК умер, АКВАРИУМ умер, КИНО, вообще вся классика от чего умерла.
А: Но это очень сложно обойти…
С: Это очень просто обойти. Надо только это осознавать. Люди начинают с того, что создают какой-то спонтанный импульс — Майк, скажем, 'Старые раны', Цой — «Электричку», Гребень… ну, 'Немое кино'. Потом вокруг них слетается, как воронье, андерграундная тусовка, и человек дальше хочет конкретно для нее светить — здесь как раз «я» заменяется на «мы». Мы пили воду из луж, мы пили эту чистую воду… А этого не надо, надо продолжать действовать по спонтанному импульсу. Тогда будет творчество.
А: То есть, наступает момент, когда спонтанный импульс просто гасится этим окружением…
С: Это все от человека зависит, и, опять-таки, от того, насколько глубоко он это все осознает…
А: А ты много можешь назвать людей, которые это осознали и выдержали?
С: Нет… А для чего вообще мы сами всем этим занимаемся?
А: Давай вот как. С одной стороны, для нас журнал — это возможность проявить свой творческий потенциал, с другой — я очень редко об этом говорю и стараюсь не употреблять таких слов — попытка создать некую духовную субстанцию, некий родник, к которому каждый волен приложиться или пройти мимо… Мне здесь трудно подобрать слова. По-моему, это более глубокие вещи, чем то, что вычитывается на поверхности.
С: Я давно об этом говорил: наш журнал — не отраженный свет рока, а форма рока.
