Они продолжали задавать вопросы, не отвечая на его собственные:
— И вы живете здесь, не так ли?
— Конечно, я живу здесь!
— И вы муж Марселлы Гендерсон, не так ли?
— Да! Но послушайте, я хочу знать, в чем дело? Он попытался подойти к двери, но они загородили ему дорогу.
— Где она? Ее нет?
— Она здесь, мистер Гендерсон, — спокойно ответил один из троих.
— Но если она здесь, почему же она не выходит? — Его голос поднялся: — Да скажите же! Скажите!
— Она не может выйти, мистер Гендерсон.
Один из мужчин сделал рукой какой-то жест, смысл которого не сразу дошел до Гендерсона.
— Одну минутку! Что вы мне показали? Полицейский жетон?
— Успокойтесь, мистер Гендерсон. — Теперь к ним присоединился четвертый.
— Успокоиться? Но я хочу знать, что случилось! Нас ограбили? Произошло какое-нибудь несчастье? С ней что-нибудь случилось? Уберите от меня руки! Пустите меня туда!
Но его крепко держали за руки.
— Я живу здесь, это мой дом! Вы не имеете права держать меня! Почему вы не выпускаете мою жену из спальни?
Неожиданно они отпустили его. Один из четверки махнул рукой. — Хорошо, Джо, пусть он туда войдет.
Он торопливо бросился к двери, открыл ее и сделал пару шагов вперед.
Вперед, в красивое и уютное место, в хрупкое место, в место любви. Все голубое— и серебряное, знакомое вплоть до запахов. На туалетном столике сидела кукла и таращила на него глаза. На двуспальной кровати лежало нечто, покрытое голубым покрывалом. Кто-то спал или заболел.
Он рванулся вперед.
— Она… она сделала что-то с собой! О, маленькая дурочка… — Он уставился на ночной столик, но тот был пуст: ни флаконов, ни коробочек.
Он подошел к постели и через покрывало притронулся к ее плечу.
— Марселла, ты жива?
Они стояли у двери и следили за ним. Он смутно сознавал, что они изучают и оценивают каждый его шаг. Но сейчас это было ему безразлично.
Четыре пары глаз следили за ним. Следили, как он снимает голубое покрывало.
А потом наступил невероятный, чудовищный момент. Он чуть сдвинул покрывало и увидел ее усмешку. Она улыбалась застывшей улыбкой. Черные волосы, разбросанные по подушке, еще сильнее подчеркивали бледность ее лица.
Его руки задрожали, он отпустил покрывало и отступил.
— Я не хотел, чтобы это случилось, — разбитым голосом сказал он. — Я не хотел этого…
Трое переглянулись. Его взяли за руки, увели из спальни и усадили на диван. Он сел. Один из мужчин закрыл дверь.
Он сидел неподвижно, закрыв лицо руками, как будто свет стал нестерпимым для глаз. Они не смотрели на него. Один стоял у окна, другой находился у небольшого стола и листал журнал, третий сидел напротив него и смотрел в сторону.
Гендерсон опустил дрожащую руку. Три пары глаз тут же уставились на него.
— Нам нужно поговорить с вами, — сказал третий, подходя к нему.
— Вы можете еще минуту подождать? Я так потрясен…
Тот понимающе кивнул и уселся на место. Стоящий у окна не двигался. Тот, что рассматривал журнал, продолжал им заниматься.
Наконец Гендерсон окончательно пришел в себя.
— Я готов, — сказал он. — Можете начинать.
Он произнес это так спокойно, так просто, что они на секунду растерялись, не зная, кто первый начнет задавать вопросы.
— Ваш возраст, мистер Гендерсон?
— Тридцать два.
— Ее возраст?
— Двадцать девять.
— Вы давно женаты?
— Пять лет.
— Ваши занятия?
— Я занимаюсь маклерским делом.
— В котором часу вы ушли отсюда сегодня, мистер Гендерсон?
— Между половиной шестого и шестью.
— Вы можете точнее назвать время?
— Попробую. Точнее, до минуты, я не могу сказать. Когда дверь захлопнулась за мной? Скажем, без четверти или без пяти шесть. Помню, я услышал шесть ударов на колокольне.
— Понимаю. Вы уже пообедали?
— Нет. — Легкое замешательство. — Нет.
— Точнее, вы пообедали не дома.
— Да, я обедал не дома.
— Вы обедали один?
— Я обедал без жены.
Мужчины — стоящий у окна и листающий журнал— с интересом слушали этот разговор.
— Но ведь это не является вашей привычкой — обедать без жены, не так ли?
— Не является.
— Значит, сегодня вы обедали один… — Детектив смотрел не на него, а на столбик пепла, который рос на кончике его сигареты.
— Мы собирались пообедать вместе. Потом, в последний момент, она сказала, что плохо себя чувствует, что у нее болит голова, и я пошел один.
— И вы больше не разговаривали?
— Мы обменялись несколькими словами. Вы же знаете, как это бывает…
— Конечно. — Детектив подтвердил, что понимает и знает, как происходят разные семейные неувязки. — Но ничего серьезного не было?
— Ничего, что могло бы довести ее до такого состояния, если вы к этому клоните. — Он замолчал и торопливо спросил: — Кстати, что с ней случилось? Вы ведь мне еще этого не сказали. Какая причина…
Открылась наружная дверь, и он замолчал. Он молчал и, словно зачарованный, следил за тем, как вновь вошедшие закрывают за собой дверь спальни.
— Что им нужно? Кто они? Что они здесь делают? — Он вскочил.
Один из троих подошел к нему и положил руку ему на плечо. Он снова сел.
— Вы нервничаете, мистер Гендерсон?
— Как я могу держать себя в руках? — огрызнулся Гендерсон. — Вернулся домой и нашел мертвую жену…
Он замолчал. Дверь спальни снова открылась. Глаза Гендерсона уставились на маленькую неуклюжую процессию.
— Нет! Не надо так! — закричал он. — Посмотрите, что вы делаете! Как мешок с картошкой… А ее чудесные волосы тащатся по полу… Она так следила за ними!
К нему протянулись руки, чтобы удержать его на месте. Ему казалось, что из спальни донесся легкий шепот: «Помнишь? Помнишь, как я была твоей любимой? Помнишь?»
Он снова дрожащими руками закрыл лицо. Было слышно его тяжелое дыхание,
— Я думал, мужчины не плачут, — пробормотал он, — а теперь готов заплакать.
