Сейчас они сидели на диване. Гендерсон обнимал ее за плечи. Их счастливые лица вызывали у Барчесса странное чувство. К горлу подкатывал комок.
— Ну как? — грубовато спросил он.
— Приятно снова видеть человеческие вещи, — сказал Гендерсон. — Я почти забыл, как все это выглядит. Ковры на полу. Мягкий свет лампы. Диван. И все остальное… Как будто я заново родился.
Барчесс и девушка с состраданием переглянулись.
— Я только что вернулся от окружного прокурора, — сказал Барчесс. — Он в конце концов во всем признался.
— Никак не могу это осмыслить. — Гендерсон потряс головой, — Никак не могу поверить… Что кроется за всем этим? Любил ли он Марселлу? Она видела его всего дважды в жизни, насколько я знаю.
— Вот именно, насколько вы знаете, — сухо отозвался Барчесс.
— Вы имеете в виду, что между ними что-то было?
— А вы этого не замечали?
— Я не думал об этом. Между нами давно не было близких отношений…
— Да, — задумчиво проговорил Барчесс и прошелся по комнате. — Одно я в состоянии сказать вам определенно, Гендерсон. Ваша жена не любила Ломбара. Если бы это было так, то она и по сей день была бы жива. Она не любила никого. Кроме себя. Обожала поклонение и лесть. Она принадлежала к тому типу женщин, которые флиртуют направо и налево, не имея никаких серьезных намерений. Но такая игра пройдет с девятью мужчинами, а вот десятый может оказаться очень опасным. Ломбар для нее тоже был игрушкой; она лишь хотела убедить себя, что не нуждается в вас. Кстати, Ломбар был плохим человеком. Большую часть своей жизни он провел на нефтяных месторождениях в забытых Богом местах. И у него не было большого опыта в обращении с женщинами. Ломбар не умел легко относиться к любовным связям. Он принял Марселлу всерьез.
Нет сомнений в том, что Марселла много обещала, но ничего не давала. Она даже обещала связать с ним свое будущее, зная, что этого никогда не будет. Она позволила ему подписать контракт на пять лет работы в Южной Америке. Ломбар даже купил там бунгало и обставил его. Он считал, что, как только Марселла оформит развод, они поженятся. Учтите: он был в том возрасте, когда такими вещами не шутят. И когда он узнал, что обманут, то был поражен в самое сердце.
Вместо того, чтобы как-то сгладить ситуацию и успокоить его, Марселла перешла все границы. Ей не нужно было то, что происходило: постоянные звонки по телефону, ленчи, обеды, поцелуи в такси. Он нуждался во всем этом, она — нет. Она откладывала и откладывала исполнение своих обещаний. Она ждала тот день, когда он отплывет в Южную Америку. Она ждала этот день, чтобы порвать с ним.
Я не удивляюсь, что это стоило ей жизни. Ломбар признался, что пришел почти одновременно с вами. Может быть, вы помните, что в тот момент внизу не было привратника. Старый уволился, а новый еще не был найден. Поэтому никто не видел, как он вошел в дом. И, как нам всем хорошо известно, никто не видел, как он выходил.
Так или иначе, Марселла впустила его в квартиру, вернулась к зеркалу и, когда он спросил, сложила ли она вещи, засмеялась. Мне кажется, весь этот день она смеялась над людьми. Она спросила: неужели он серьезно верит в то, что она готова заживо похоронить себя в Южной Америке, отдать себя в его руки и сжечь за собой мосты?
Но самым страшным для него был смех. Если, бы она заплакала, говоря ему все это, или хотя бы была серьезна, он, по его словам, плюнул бы и ушел. Ушел и напился, но она была бы жива. И я ему поверил.
— Значит, он убил ее, — спокойно сказал Гендерсон.
— Значит, он ее убил. Вашим галстуком, который упал на пол возле нее.
— Я не порицаю его за это, — тихо сказала Кэрол, опустив голову.
— Я тоже, — кивнул Барчесс. — Но то, что он сделал дальше — непростительно. Свалил всю вину на своего друга.
— Что я ему сделал? — удивленно сказал Гендерсон. В его голосе не было ни следа враждебности.
— Ничего. Он так и не понял того, что в действительности она заставила его так поступить, бессердечно обманув. Он не мог понять этого. Он-то считал, что она обманула его из-за любви к вам. Следовательно, вы и виноваты, Своеобразная форма ревности сделала его безумцем.
— Гм, — пробормотал Гендерсон.
— Он выскочил оттуда вслед за вами. Ссора, которую он подслушал, предоставляла ему возможность свалить все на вас. Он хотел присоединиться к вам как бы Случайно. Вы бы сами вырыли себе яму. Он бы сказал: «Хелло, я думал, что ты идешь гулять с женой, а не один». Вы бы ответили: «Я только что поругался с ней и ушел». Это было ему необходимо. Иначе он не сумел бы выкрутиться. Вы сами сказали бы ему о ссоре с женой. Понимаете?
Он был бы с вами все время и с вами бы вернулся домой. Он был бы рядом с вами, когда вы сделали бы это ужасное открытие, а потом, якобы под давлением полиции, он сообщил бы, что узнал от вас о ссоре. Вас, естественно, обвинили бы в убийстве жены, а он оказался бы ни при чем, в положении постороннего свидетеля. Он автоматически стал бы невиновным.
Все это он рассказал нам, не испытывая ни малейших угрызений совести.
— Очень мило, — пробормотала Кэрол.
— Он думал, что вы будете один. Вы упомянули о том, где собираетесь быть в тот вечер, раньше, еще когда заказывали билеты в театр и столик в ресторане. О баре он, конечно, не знал, потому что вы пошли туда неожиданно для него. Он же был в ресторане и наблюдал за вами. Вы явились со спутницей, и это меняло его планы. Теперь он не только не мог присоединиться к вам, но и получил опасную свидетельницу: эта неизвестная ему женщина могла подтвердить ваше алиби. Иначе говоря, все задуманное им рухнуло и надо было срочно что-то придумать. И он стал действовать соответственно.
Он вышел, чтобы вы его не видели, и ждал на улице. Он предполагал, что после ресторана вы поедете в театр, но, конечно, не мог быть уверен в этом.
Вы вышли, сели в такси, а он на другом такси последовал за вами. Купил дешевый билет, по которому можно лишь стоять, и занял место возле оркестра, чтобы видеть вас.
Он видел, как вы уходили. Потом он чуть не потерял вас в толпе, но удача сопутствовала ему. Маленький инцидент со слепым нищим он просмотрел, потому что не осмелился слишком приблизиться к вам. Но такси ваше он заметил и поехал следом.
Вы привели его обратно в «Ансельмо». Он не знал, что вы уже побывали там. Он ждал вас на улице. Он увидел, что вы ушли один. Теперь ему надо было мгновенно решить: идти ли вслед за вами или же заняться женщиной. Решение он принял правильное. К вам подходить было бессмысленно, ему это уже ничего не давало. Да— и вместо того, чтобы навести подозрения на вас, он навлек бы их на себя.
Поэтому он позволил вам уйти и пошел за женщиной. Он понимал, что она не станет всю ночь сидеть в баре. Когда она вышла, он последовал за ней. Он был достаточно хитер, чтобы не заговорить с ней. Ему надо было лишь запомнить ее. Если бы он с ней заговорил, а она позже давала бы показания в полиции, то могла упомянуть и о нем, и тогда подозрение пало бы на него. Поэтому он решил, что лучше всего узнать, где она живет, чтобы можно было в случае необходимости разыскать ее и так или иначе заставить молчать. Все зависело от того, какую защиту она сможет предоставить вам. Ну, а в случае, если бы его уговоры не помогли, он принял бы более решительные меры. Тому, кто совершил одно преступление, нетрудно решиться на второе.
Итак, он пошел за ней. По непонятной причине она шла пешком, хотя было уже поздно, но ему-то было проще следить за ней. Сперва он подумал, что она живет неподалеку от бара, но затем убедился, что это не так. Потом он решил, что она обнаружила за собой слежку и заметает следы. И это не подтвердилось. Она шла абсолютно спокойно, ничто ее не тревожило. Одета она была достаточно хорошо, чтобы не быть бездомной.
С Лексингтон она пошла на Пятидесятую улицу, затем свернула на запад к Пятой авеню. Потом направилась к северу и уселась на скамье возле памятника генералу Шерману. Опять пошла дальше, расспрашивая о чем-то таксистов и встречных полисменов. Миновала Пятьдесят девятую улицу, останавливаясь у витрин магазинов, а Ломбар все шел за ней.
