Мы шли по каменистому берегу, выбирая место для привала. Хотелось, чтобы и берег был не столь крут, чтобы и к воде можно было без труда подступиться, чтобы хлам всякий перед глазами не маячил — кострища, пустые бутылки, консервные банки, картофельные очистки и прочее.
Наконец возле тропки, взбегавшей вверх сквозь колючий прибрежный кустарник, мы остановились.
Я положил рюкзак на свежую охапку сена, принесенную сюда рыбаками, и облегченно вздохнул.
— Что, устал? Нужно было все-таки Володю попросить, — сказал Захар Николаевич.
— Ничего, зато хоть по приезде похвастаемся: туда и обратно на Чебачье озеро отмахали двадцать четыре километра!
Быстро снял надоевшие кеды — ступни ног ощутили долгожданную прохладу. Разделся и по каменному дну пошел в озеро.
— Остыть бы надо, — на всякий случай посоветовал Захар Николаевич.
Куда там остывать! Разве можно после такой длинной дороги хоть минуту сидеть возле изумрудной воды?! Я чувствую, как улетучивается усталость, как возвращается нормальная жизнь к каждой клеточке тела… Да что я так осторожничаю? Бросок вперед — и с головой ухожу в прохладную голубизну. И долго — сколько есть воздуха в легких — не выныриваю. Блаженство!
Искупавшись, я решил попытать рыбацкого счастья. А вдруг и не совсем прав районный поэт Владимир Боталов? А вдруг чебаки начнут клевать так, что только успевай менять насадку? Тем более что озеро было пустынным — будний день, никто рыбу не тревожил, не пугал.
Без труда я нашел в кустах кем-то брошенное самодельное удилище, наловил на прибрежном лужке с пяток кузнечиков, приладил леску и взобрался на большой квадратный валун, лежавший на мели.
Почему-то верилось в удачу. И не без причины: когда я приготовился забросить удочку, мимо камня проскользнули две темно-синие молнии. «Есть в озере рыба!» — радостно трепыхнулось сердце.
И вот красно-белый поплавок закачался на волнах.
Прошла минута, другая, пятая, десятая. Мимо камня то и дело сверкали рыбки — с ладонь. Должно быть, чебаки. А поплавок ни разу не нырнул. Волны его подгоняли к берегу, я без конца забрасывал насадку подальше от себя.
— Клюет? — поинтересовался Захар Николаевич.
— Дразнит.
— И то хорошо.
— Насадка, видать, не та.
— Володя говорил, что у него на кузнечика брала. В прошлом году…
— А в этом, может, раздумала.
«Коль и попадется пяток, — вспомнил я стихи, — ну, так это явные дурни».
— Иди перекусим, — позвал меня Захар Николаевич. — Чебаки у голодных не клюют. — Он рассмеялся, — Сами, говорят, сначала наешьтесь, а потом нас кузнечиками потчуйте.
Не успели мы съесть по куску хлеба с тушенкой, как услыхали, что наверху, за кустами, фыркает чья-то машина. Напротив нас и остановилась.
Кто-то спускался к воде. Вот он раздвинул кусты, и перед нами собственной персоной предстал… Володя Ватюшев.
— Ишь они где! — обрадованно воскликнул он. — А я их по всему берегу ищу.
— Что случилось? — испуганно взглянул на него Захар Николаевич.
— Случилось! Вот!
И он подал Захару Николаевичу бумажку. «Телеграмма», — догадался я, увидев серый бланк.
Прочитав, Захар Николаевич равнодушно передал телеграмму мне. «Поздравляю рождением внуков. Валентина».
— Ура! — вырвалось у меня, словно это я стал дедом. — Сон, Захар Николаевич, был в руку! Вы что, не рады?
Захар Николаевич стоял и медленно протирал очки. Или был ошарашен известием, или не рад… Нет, второе исключается. Скорее всего он растерялся: надо же, сразу два внука!
— Близнецы, елки-палки! — мял ладони Володя. — Один, значит, а за ним — второй. Во, Ирина дает!
Захар Николаевич медленно приходил в себя. А когда наконец пришел, надел очки и широко улыбнулся. Глаза его сияли — сквозь стеклышки очков было заметно это сияние. Коротко сказал:
— Значит, верно говорили врачи.
(Замечу в скобках, что врачи ошиблись. Как выяснилось позже, в один день родили обе дочери Захара Николаевича — и младшая, студентка мединститута, и старшая, геолог, работавшая в Свердловской области.)
— Собираемся? — умоляюще посмотрел на меня Захар Николаевич.
— А ночевка?
— Отменяется. Нынче вместо рыбацкой ухи будет бешбармак. По поводу внуков!
Через пять минут мы были уже в машине. На сей раз переднее сиденье я уступил Захару Николаевичу. Пусть все встречные и поперечные видят, что в «Москвиче» номер 96–13 едет не какой-нибудь рядовой товарищ, а дважды дед Захар Николаевич Грачихин!
Вопреки своей привычке, нынче гнал Володя машину с ветерком.
9
Уже почти две недели ездили-путешествовали мы с Захаром Николаевичем. Еще должны были остановиться на денек у его родственников в Учалах, Миассе. Но Захар Николаевич все чаще намекал, что в Учалах ничего привлекательного нет, городок как городок, обогатительную фабрику увидим из окна автобуса; а Миасс — Миасс тоже проезжать будем.
— Внуков не терпится увидеть?
— Не терпится, — признался Захар Николаевич, и лицо его порозовело: застеснялся своей откровенности.
Пелагея Николаевна, как узнала о нашем решении, так и ахнула:
— И не отдохнули как след! Малины вон сколько еще!
Авенир ничего не сказал.
А тут Батюшевы — Надя с Володей — пришли.
Надя:
— И сметанки вволю не поели…
Володя:
— А я снасти сегодня достал. На Чебачье озеро хотел с вами мотнуть. Удочками там ничего не возьмешь.
Спасибо, люди добрые, но у Захара Николаевича есть весьма веская причина спешить домой: две кровинки у него появилось на свет.
Под оханья и сожаления мы потихоньку собирались в дорогу.
Уезжать мы должны были в десять утра. В половине десятого все собрались возле ворот Пелагеи Николаевны — фотографироваться на память. Нас с Захаром Николаевичем поставили в центр. Снимали по очереди то Володя, то Авенир. Половину пленки извели и торжественно вернули фотоаппарат Захару Николаевичу.
— На долгую память!
В рюкзаке Захара Николаевича лежали и другие пленки — то, что было снято в Магнитогорске, на горе Извоз, в Карагайском лесу, в Малом Ахунове у Зины, у границы Европы и Азии. Не было, жаль, на них директора лесхоза Котова, участкового Гриднева; со Степаном Григорьевичем в Миндяке забыли сняться… Да ладно, они и так запомнятся…
10
По приезде я получил письмо из Хорошаевки от дяди Федора Кирилловича. На тетрадном листочке в линейку он писал:
«Ждали мы тебя, племяш, выходит, зря. Как получил я твое письмо с извещением, что едешь куда-то на Южный Урал, так загрустил: вот и еще одному родные края надоели… Или не так? Тогда хоть будущим летом приезжай, встретим, как сможем, если живы будем. Да и товарища своего прихватывай, который сманил тебя. У нас тоже люди неплохие, да и отдохнуть есть где…»
Я стоял посреди комнаты, перечитывал письмо и принимал решение. Пожалуй, так и нужно поступить: следующим летом… с Захаром Николаевичем…
