Он внимательно оглядывал карту. Потом ткнул пальцем в пустое пространство возле реки.
– Почему вы оставили это место пустым? Здесь можно было бы устроить еще одно поместье. К тому же весьма обширное.
– Ваш отец не желает обзаводиться еще одним домом. А принимая во внимание эту реку, нет возможности использовать землю, не построив здесь дом…
– Сейчас он не в силах и не вправе принимать решения. И вы это знаете. Вот почему он препоручил ведение дел мне.
– И все-таки это его земля и он высказал мне свои пожелания прямо.
Теперь гнев Норбери был направлен на Кайла.
– Как это похоже на него! Он же согласился с тем, чтобы выделить часть собственности под участки для небольших усадеб. Я требую, чтобы вы здесь построили еще одну усадьбу. Это будет лучший участок и самый дорогой.
Кайл предпочел бы не спорить, и его рассердило то, что приходилось себя сдерживать, Норбери понятия не имел об использовании земли под строительство и не знал, как лучше использовать участок, не говоря уже о ценах на землю. Его семья готова была предоставить землю и получить за нее хороший доход. Что же касалось риска, то он выпадал на долю Кайла и других инвесторов, готовых вступить в синдикат по строительству новых домов и прокладке дорог.
– Возможно, вы считаете вздорными соображения своего отца, но мы ничего не потеряем, если примем их во внимание. Более того: для того чтобы организовать строительные работы на этом участке, нам придется протянуть дорогу дальше, а это повлечет за собой то, что сделает неудобными два других участка и, следовательно, придется снизить их цену.
Норбери уставился на палец Кайла, который тот передвигал по карте. Он не любил ошибаться.
– Будет вам, Кайл. Я полагаю, что все сойдет и так, – сказал он наконец.
Это прозвучало так, будто Норбери был готов принять его точку зрения, но Кайл сознавал, что каждое слово выбиралось его собеседником тщательно.
«И так» означало, что могло бы быть и лучше. «Я полагаю» значило согласие, высказанное скрепя сердце. А то, что Норбери назвал его Кайлом, прозвучало снисходительно и потому несколько покоробило.
Они очень хорошо знали друг друга, встречались годами с тех самых пор, когда были еще мальчишками. Но даже если бы и нравились друг другу, чего на самом деле не было, их неравное происхождение, а также застарелая неприязнь означали, что друзьями им никогда не быть. Норбери пресекал все возможные поползновения на этот счет. И то, что он обратился к Кайлу по имени, означало, что он хочет поставить его на место, а место это было значительно ниже того, что занимали Коттингтон и Норбери. И это исключало возвращение к неформальному общению.
– Посмотрю чертежи домов, – сказал Норбери. Форма глагола означала, что главенствующая роль будет принадлежать ему.
Кайл развернул рулоны с набросками архитектора. Принимая во внимание настроение Норбери, он решил, что его подозрения были обоснованны: кто-то из находившихся в гостиной задел чувства хозяина. Впрочем, это было не трудно. Иногда Норбери отличался веселостью, но так бывало не всегда. К тому же он был тугодум. Порой приходилось указывать ему на очевидное, как, например, на сложности с застройкой участков. К сожалению, Норбери мог проявить мелочность и раздражительность, если понимал, что ему указали на недальновидность, а выглядеть глупцом не хотел.
Когда они начали обсуждать расположение комнат и количество помещений для слуг в новых домах, настроение хозяина изменилось и тон стал более дружелюбным. Кайл притворился, что соглашается с Норбери насчет количества слуг: он считал необходимым условием минимального комфорта не менее дюжины слуг.
– Завидую вашей прыти, – вздохнул он, указывая на один из чертежей. – Хотелось бы мне этому научиться. Ведь, кто знает, возможно, я родился, чтобы стать новым Кристофером Реном.[1] Однако долг призывает нас к деятельности.
Кайл улыбнулся ни к чему не обязывающей улыбкой, продолжая скатывать рулоны чертежей.
– Увидимся в Лондоне, как договорились. На нашу встречу я привезу окончательные варианты чертежей.
– Полагаю, что день будет долгим. К этому времени мы получим известие из Франции о Лонгуорте и все встретимся, чтобы окончательно выбрать план действий.
– Надеюсь, что мы скоро с этим покончим. Это отвлекает от всего другого.
– Не волнуйтесь. Справедливость восторжествует. Мы все поклялись, что так и будет.
В порыве благодушия, какое Норбери любил при случае демонстрировать, он принялся помогать связывать рулоны чертежей.
Кайл уже собрался откланяться, когда заметил, что хозяин критически его оглядывает.
– Ваш сюртук выглядит недурно, принимая во внимание, что сегодня вы весь день провели в поле.
– Но я же не занимался посадками кустарников для живой изгороди.
– Право же, славный сюртук. Сказал бы даже, что он более чем презентабелен.
– Стараюсь по мере сил не ударить в грязь лицом.
– Я хотел сказать, что он настолько презентабелен, что вы могли бы в нем посидеть за обедом вместе с нами. – Он мотнул головой, указывая на дверь в гостиную, и направился к двери как человек, не сомневающийся в том, что за ним непременно последуют. – Вы найдете публику, собравшуюся здесь, забавной.
Как деловой человек Кайл никогда не отказывался от возможности оказаться в толпе людей богатых и занимающих высокое положение. Да и эти джентльмены не гнушались его обществом. Деньги гуще крови, когда вникнешь в порядок вещей, а Кайл обладал талантом помогать богатым становиться еще богаче.
Он последовал в столовую за Норбери. Когда дверь отворилась, приглушенные звуки веселья показались ему ревом.
Кайлу было достаточно одного взгляда на это сборище, чтобы понять, что сегодня не может быть и речи ни о каких деловых контактах. Мужчины могли принадлежать к светскому обществу, но никак не женщины. Все они были вульгарными разряженными и размалеванными потаскушками. К тому же вели себя с развязностью, исключающей мысль о скромности. Все, кроме одной.
Светловолосая женщина поразительной красоты и элегантности молча сидела в дальнем конце стола. Казалось, она не замечает остальных гостей. Она смотрела перед собой невидящим взором, а лицо ее выражало пассивность и скуку.
Все в ней – от скромного головного убора, украшенного единственным пером, до неброского цвета вечернего платья – свидетельствовало о породе, благородстве и достоинстве, и это выделяло ее из толпы мужчин и женщин, отринувших всякую сдержанность.
Он узнал ее. Впервые Кайл увидел ее в театре два года назад. После того как он случайно бросил на нее взгляд, ее прелестное лицо уже не оставляло возможности следить за тем, что происходит на сцене.
Он посмотрел на Норбери:
– Что здесь делает сестра Тимоти Лонгуорта?
– Я соблазнил ее. По правде говоря, и упрашивать-то не пришлось. Похоже, что в этой семье у всех порочная кровь. Я уже отчасти насладился восстановлением справедливости в ожидании того момента, когда этот мерзавец будет болтаться на виселице.
Розалин втайне надеялась, что внезапно появившийся джентльмен принес весть о несчастье и что это на несколько дней отвлечет лорда Норбери.
Ей стало дурно, когда Норбери вошел в столовую. По спине ее пробежала дрожь отвращения, когда он прошел вдоль стола, чтобы занять пустующий стул рядом с ней.
От нее не укрылось, что двое мужчин заметили ее реакцию. Высокий темноволосый джентльмен, которого она мельком видела в библиотеке, вошел вместе с Норбери. Он занял место на другом конце стола, но смотрел на нее. Судя по всему, он понял, что ей здесь не нравится.
Женщина по имени Кейти, сидевшая за столом напротив, тоже это заметила. Ее блестящие глаза проследили за Норбери, потом она обратила понимающий взгляд к Роуз.
Роуз собрала все силы, чтобы противостоять удовлетворению, которое женщина, должно быть,
