что если бы тебя не б[ыло], ничего бы не было. То же и про смерть: люди говорят, что ты помер, но ты про себя знаешь, что тебе нельзя умереть. Тело твое началось, ростет, будет стареться, помрет, но то нетелесное, что живет в твоем теле: дух Божий, помереть не может.
6) М[ысль] Д[етская]. (3) Ты знаешь, что ты жив п[отому], ч[то] в тебе живет дух Божий, а если другие люди живут, то ведь и в них живет дух Божий, а потому дух Божий один во всех.
[7)] (4) (В подлиннике ошибочно: 3) Отчего ты радуешься, когда другой человек радуется, и печалишься, когда другой печалится? А от того, что радуется и печалится в другом человеке тот самый дух, какой живет в тебе.
Хотел писать мысли для детей, но не могу. А хочется. Отложу пока.
Вчера приехала Ландовска. Впечатление слабое. Устал очень. Хорошо ходил. Ничего не писал. Как-то стыдно, стыдно, всё стыдно. Дурно спал. Письмо от Божьего Полка.
Ив[ану] Ив[ановичу]. На рождение можно смотреть, как на засыпание, и тогда жизнь — сон, и смерть — пробуждение. И можно смотреть на рождение, как на пробуждение от сна, и на смерть, как на засыпание. Можно смотреть еще и так, что рождение есть и засыпание к этой нашей телесной жизни и вместе с тем пробуждение от прежнего сна, а также и на смерть, как на пробуждение от этой жизни и засыпание в новую жизнь.
И то, и другое, и третие верно. Пробуждение и сон, сон и пробужден[ие] есть наивернейшее представление во времени, нашей жизни.
Как-то совестно за отношения с Ланд[овской], и музыка. Вообще душевное состояние недовольства собой, но не тоскливое, а напротив. Fais ce que doit... ([Делай, что должно...] , и хорошо. Важное письмо от Божь[его] Полка. Нынче посетитель, с к[оторым] дурно поступил, но поправился. Не пишется, а хочется и думается. Может быть, и выйдет. Оч[ень], оч[ень] хочется сказать, душит потребность. Но не как я, а как Ты. Не знаю, хорошо ли это или дурно, то, что после общения с людьми всегда совестно, всегда чувствуешь, что делал не то, что нужно — l'esprit de l'escalier [задним умом.] Так б[ыло] с Власов[ым], а можно бы хорошо поговорить. Недовольство же в том, что не то делаю с людьми, думаю, ч[то] хорошо. Надо учиться. Разумеется, легко бы одному, а вот учись с людьми!
Оч[ень] дурно спал. Слабость, и все утро ничего не делал. Думал, и, кажется, на пользу. Оч[ень] себе гадок. Весь в славе людской. Занят последствиями. Прочел отчет об Альманахе и увидал все свое ничтожество: как меня всего занимает суждение людей. Слава Богу, благодарение Ему опомнился. Кстати и Кр[уг] Чт[ения] нынешний как раз об этом. — Как не то ч[то] трудно жить всегда перед Богом, а как забывчиво, как легко отклониться от этого. Хорошо, что сейчас же тоскливое состояние, подлое состояние заботы о мнении людей — каких? всяких — больно напоминает об этом. Да, да, помнить, помнить всегда, ч [то] жизнь только тогда, когда живешь по Его воле, для Него, в Нем. И какая тогда свобода, радость, какое высокое сознание или, скорее, сознание высоты своего
человеческого значения, достоинства. То, ч[то] будут читать это[т] дневник, портит мое отношение к Нему.
Почувствовал нынче, в то время, как стало больно от сознания своей слабости, подлости заботы о славе людской, живо почувствовал важность предшествующей работы в хорошие минуты. Было, к чему вернуться. Да, в этом истинная молитва. Проложить след, пробить дорожку лучших мыслей, лучшего, высшего, доступного мне в лучшие минуты понимания жизни, и потом в слабые минуты укрыться (В подлиннике описка: украсться) под это понимание. Нынче особенно ясно б[ыло] так. Особенно низко пал, и особенно радостно было спастись в прежнее, уже знакомое, свободное. радостное состояние общения с одним Им, сознанием себя Его органом. Ох, помоги, помоги оставаться в этом!
Затеянная мною вторая вещь мож[ет] быть страшной силы. Это но значит, что я ожидаю ее действия на людей, видимого действия, а страшной силы обнаружения Его закона. Оч[ень] хочется писать, но не приступаю нынче, п[отому] ч[то] чувствую себя слабым.
Вчера был оч[еиь] близкий и сильный челов[ек] Шеерман. Оч[ень] хорошо беседовали. Я выразил то, ч[то] смерть есть то освобождение, к к[оторому] идешь, и потому благо. Так что же самоубийство? Я ночью задал себе этот вопрос. Кажется, можно ответить так: Смерть благо для того, кто положил жизнь в освобождении себя в жизни. Нет, не ясно. Подумаю еще.
Исправить подчеркнутое надо так: Смерть благо только тогда, когда исполняешь волю Пославшего (воля же Его в освобождении себя от личной жизни).
День пропустил. Оч[ень] б[ыл] физически слаб вчера целый день и ни вчера, ни нынче ничего не писал. Нынче написал только маленькую прибавку к статье о Ст-не, прибавку о царе, с тайной целью вызвать против себя гонения. И цель не совсем хороша, а уже совсем нехорошо нелюбовное отношение к нему. Надо будет исправить. А поправил немного статью и улучшил. Слава Богу-славу людскую, кажется, победил.
Вчера ночью оч[ень] нездоровилось, но испытал оч[ень] приятное чувство ожидания смерти без желания ее, но и без малейшего противления, а отношение к ней, как ко всякому естественному и разумному поступку или событию. Кажется мне, что во всяком случае она— смерть — скоро — т. е. неделями, много месяцами должна наступить. Нынче всё утро делал пасьянс, но не принимался за работу, чувствуя свою слабость. А темы оч[ень] уж хороши, не хочется их портить. Пришла в голову новая тема. Это — отношение к газете, к тому, что написано в газете, человека свободного, т. е. истинно религиозного. Показать всю степень извращения, рабства, слабости людей отсутствия человеческого достоинства. Оч[ень] хоро[шо] думалось. Не знаю, как удастся написать. Мож[ет] быть, завтра. Теперь вечер. Жду Ч[ерткова], ничего не буду затевать.
Был жив и 19, и нынче, 20 Я. 1909. Я. П., но очень слаб. Давно не был так слаб и телесно и умственно. Не скажу, чтобы духовно. Только бы не проявляться. В этом воздержании главное дело духовной жизни в периоды слабости. — Не делай только того, что противно Его воле и воле твоего настоящего «я», и ты будешь делать то самое нужное и хорошее, что ты можешь сделать. Всё то, что мы считаем важным — хотя бы содействие вступлению людей на путь истинной жизни любви, блага, как это кажется важным, а как это несомненно явно ничтожно: ничтожно, во 1-х, в сравнении с той, только чуть смутно прозреваемой нами всей жизнью, к[отор)ой мы, как бесконечно малая, но все-таки частица, служим своей жизнью, а во 2-х, п [отому] ч[то] мы в своей ограниченности не можем видеть, в чем наше служение.
Да, наше служение только тогда действительно, когда мы не знаем, в чем оно, а знаем только то, чего мы должны не делать.
Делать, хотим мы этого или не хотим, мы будем. Усилие наше только в том, чтобы но делать против Его воли — не сбиваться с дороги.
Самая, казалось бы, очевидная, благая, разумная деятельность, вполне самоотверженная для блага людей — но только революционная, но распространение той истины религиозной, кот[орую] мы считаем несомненной, может быть не только тщетной, но вредной, если не противной, то не согласной с Его волей. (Пути Его неисповедимы), а воздержание от поступков, самые ничтожные поступки, в самом малом кругу, могут быть тем самым, чего Он хочет, и самым плодотворным для того самого, что желает Он и сам в себе и в моей душе.
Особенно чувствую это теперь при моей слабости. (Как полезно для души все то, что бывает с нами, и в особенности то, что мы считаем и называем злом!) В эти дни слабости я не испытываю затемняющего стремления деятельности, особенно живо чувствую неправду жизни — ложь жизни. Постоянно совестно.
