Стоящая у подножия Брандета деревня, выглядела мирной и преуспевающей, хотя и казалась какой-то крошечной. Отряд быстро прошел сквозь нее и, шагая по грубым ступенькам, предназначенным для того, чтобы врагу было тяжелее по ним подниматься, они оказались перед воротами замка. Прежде, чем войти внутрь, Бэрен тщательно огляделся вокруг, хотя с ним и находилось достаточно людей, чтобы защитить рыцаря в случае нападения.
Клемент не вышел, чтобы встретить его, это могло быть признаком того, что он не собирался подчиняться своему бывшему оруженосцу. Бэрен, нахмурившись, осмотрел двор прежде, чем решил, что лорд, возможно, и болен. Это вполне могло объяснить отсутствие Клемента, но зачем он его вызывал? Почему послал за Бэреном после всех этих лет? Его губы сложились в горькую усмешку, так как он не мог найти ответов на все эти вопросы.
Во дворе Бэрена поприветствовал неизвестный ему юноша, на лице которого одновременно читались и облегчение, и раздражение. Конечно, рыцарь не ожидал, что все его тут же узнают, да и сам не думал встретить тут много знакомых лиц, но он точно мог сказать, что Фарман был явно разочарован недостатком великолепия церемоний и приветственных речей, к которым они так привыкли при дворе. Только Бэрен знал, что вряд ли люди Брандета стали бы его приветствовать таким образом. Но даже если бы они и были расположены к церемониям, у них не оказалось бы достаточно средств, чтобы организовать прием подобный мероприятиям, проводимым на турнирах.
Он подавил в себе воспоминания, которые так внезапно всколыхнулись в памяти. С того момента, как Бэрен получил этот призыв, мужчина чувствовал, что причина, по которой не хотел быть здесь — это боязнь того, что кто-то мог узнать его. Гордость — один из грехов, присущих рыцарям, она порой изводила мужчину, и, без сомнения, он пройдет еще и не через такие испытания прежде, чем уедет отсюда.
Уверяясь в своем решении, Бэрен, собрав своих воинов, вошел в зал, готовясь предстать перед своим первым демоном. Он остановился в центре комнаты, окинув все пристальным взглядом, полностью охватывающим помещение, которое внезапно погрузилось в тишину. И снова удивился, насколько большей эта комната казалась ему раньше. Это место, меньшее, чем он помнил, было чище его собственного зала, и хотя здесь оказалось мало мебели, гобелены, которые привлекали внимание и притягивали взор, покрывали стены зала. Чтобы прервать затянувшееся молчание, Бэрен оглядел немногих людей, стоящих у стены, пока взгляд не упал на Хабарда — старого помощника шерифа. Сморщенный и сгорбленный, седовласый и вроде бы даже не опасный теперь. Тогда отчего же Бэрен почувствовал тревогу, когда этот человек направился к нему? Он весь собрался, его тело мгновенно напряглось, рука молниеносно потянулась к мечу, но Хабард только низко поклонился, будто благоговея перед нынешним высоким положением рыцаря. И вдруг к изумлению последнего разразился слезами.
Пораженный Бэрен сделал шаг вперед, недоумевая, как реагировать на эту ситуацию, пока помощник шерифа не поднял на него свои яркие глаза.
— Только посмотрите на него! Только посмотрите, самый великий рыцарь на всей земле, — сказал Хабард, качая головой, в то время слуги столпились вокруг них, шепча едва слышно. — Клемент гордился бы им.
Гордился бы? Бэрен только сейчас заметил эту специфическую манеру высказывания, когда тишина снова наполнила залу. Он поднял глаза и увидел девушку, стройную, белокурую и очень красивую, она сверкала словно редкий драгоценный камень, возвышаясь над всеми, как те горы, что разрывали своими пиками облака. Лишь тогда, когда бешено стучащее сердце Бэрена немного стало успокаиваться, он понял, что перед ним стоит Женевьева, дочь Клемента.
— Добро пожаловать, сэр Бревер, — сказала она, но его имя жестко и бездушно сорвалось с ее губ. — Спасибо за то, что приехали.
Прошлое, от которого Бэрен так усиленно пытался убежать, обрушилось на него, неожиданно и совершенно не дав ему времени подготовиться, в образе дочери своего бывшего господина, вроде бы все такой же и в тоже время совершенно другой.
— Где Клемент? — потребовал он ответа.
— Мой отец мертв, — ответила Женевьева, и гримаска боли промелькнула на ее прекрасном лице, но моментально исчезла. Когда она научилась так скрывать свои эмоции? Задавался Бэрен вопросом. Когда начала держаться так отстраненно? Такая яркая, как звезда, такая же красивая и такая же недосягаемая. Но ведь тогда она не была столь недоступна и столь далека для него? Эта мысль грела его так же, как и произнесенные далее слова.
— Это я вызвала вас, — сказала она.
— Вы? Зачем? — сердито спросил Бэрен. Для чего его тащили через всю страну? Ради прихоти женщины? Ради вечного мучения?
С мрачным выражением лица Женевьева следила за ним, как он опять начал командовать, что, в принципе, было в характере рыцаря. Бэрен говорил себе, что она не знает его, что ее молчание никоим образом не является реакцией на ответ. И все же светло-голубые глаза, казалось, как и раньше отражают в себе всю мудрость, не свойственную столь юному созданию. В них было понимание, возможно, даже всего на свете, в том числе и его, Бэрена.
Он решил, что это просто игра света, но пристальный и спокойный взгляд удерживал мужчину. Бэрен чувствовал, как поток силы пролетает от нее к нему прямо в душу. Он смотрел на эту женщину, которой от природы дано быть нежной и мягкой, и удивлялся той стали, что отражалась в глазах девушки и звучала в ее голосе.
— Когда-то вы поклялись служить этой семье всегда и везде, — сказала она. — Вы помните?
Бэрен в напряжении сжал челюсть. Конечно, он ничего не забыл. Воспоминания о клятве перенесли его в прошлое, пусть там и было мало приятного.
— Сейчас вы нужны мне. Вы не откажете? — спросила Женевьева, в ее ясных глазах застыл вопрос.
Бэрен глупо уставился на нее. Он пытался не замечать ожидания, светившегося в глазах, в синей глубине которых отражалось невысказанное обвинение. Ему даже не надо было размышлять, откуда там оно взялось. Рыцарь мог дать ей любой ответ, кроме одного. Глубоко вздохнув, он опустился перед ней на колено и склонил голову.
— Что вы прикажете мне, миледи? — спросил мужчина внезапно охрипшим голосом.
Весь зал погрузился в гробовую тишину, будто все находившиеся в нем люди задержали дыхание в ожидании ее ответа. Бэрену казалось, что этот момент длится целую вечность. Прошлое окружало его, желал он того или нет, оно сжимало ему грудь, не давая вдохнуть, и на мгновение мужчина решил, что в легких и вовсе не осталось воздуха. Наконец, рыцарь услышал ее голос, мягкий и спокойный.
— Я прошу вас на мне жениться, — сказала Женевьева.
При этих словах потрясенный Бэрен резко вскинул голову и вскочил на ноги. Правильно ли он все расслышал или это было лишь игрой его воображения, которое еще находилось во власти воспоминаний? Рыцарь уставился на нее, дыхание с трудом рвалось из груди, сердце, подобно сотне барабанов, отбивало сумасшедший ритм.
— Зачем? — потребовал он.
Не поддавшись агрессивному тону его вопроса, Женевьева ответила так спокойно, как будто они обсуждали погоду, а не это сумасшедшее предложение.
— Потому что отец мертв. Мне нужен муж, а иначе мои земли будут отобраны. Соседи предъявляют претензии на Брандет, желая присоединить его к своим территориям. А я сама могу выбрать себе мужа.
— Значит, вы вдова? — спросил Бэрен. Мысли в его голове скакали как сумасшедшие, и было тяжело сосредоточиться на чем-то одном.
— С чего вы решили так, Бэрен? Я никогда не была замужем, — сказала Женевьева. В ее голосе прозвучали нотки напряжения впервые с того момента, как она вышла к нему, такая холодная и далекая.
Он чувствовал себя последним дураком, а не бесстрашным рыцарем и непобедимым воином.
— Я слышал, что вы были помолвлены несколько лет назад и потому решил… — понимая, что оправдывается как последний идиот, Бэрен замолчал. Вместо этого он откашлялся, чтобы его следующие
