Явь с придурками, дом с дураками,И почти несусветную «точку росы»…Два в одном: Гоголь & Мураками.Этот город уходит в снега. На фигаСнятся мне в двадцать грёбаном векеТараканьи бега… тараканьи бегаИ татаро-монголов набеги?
Т. Б.
Москва — ненадёжное русское местоДля жизни счастливой. И здесь, как известно,Напрасны рыданья твои.Но всё же за горстью туркменского пловаО бедной Татьяне замолвите словоХоть вы, Алишер Навои.Ворона, щегол, воробей и синица,Любая другая нездешняя птицаПоют на родном языке.А четверо гуру из Третьего РимаЗабыли, что совесть непереводимаИ лучше уйти налегке.Ни книгой, которой названия нету,Ни Рейном, впадающим медленно в Лету,Ни хлебом из сталинской ржи.Единственная среди тех, между прочим,Кто лечь отказался на грязный подстрочникВ чужой азиатской глуши.Февраль расплатился по липовой сметеВ присутствии близких, при ангельском свете,С бумажной иконкой в торце.С двенадцати до половины второгоО бедной Татьяне замолвите слово,Которое будет в конце.* * *Рай похож на огромный пломбир:Сколько света кругом! Сколько снега!Ангел кутает плечи в меха.Я ещё не пришёл в этот мир,Но в янтарной горошине векаСпит дитя — негатив человекаБез души, без судьбы, без греха.Только Замыслу благодаря,Тот апрель тайно лёг на распятье.Рай остался внутри шалаша…И расплавилась горсть янтаря:Я родился, на волю спеша,Раньше срока условного — в пятьде -Сят девятом, в конце декабря.Над Россией плывут облака,Небо выгнуто заячьим оком.Здесь, в забытом Генсеком и БогомГородке с прописной буквы «К»Рай похож на глоток молока.Вечность бьётся, как рыба, под бокомЛевым: жизнь младше смерти пока.В небе лунный зазубренный ножПревращается в яблоко солнца.Через край полдень мёдом прольётся,Насекомых гудение сплошь…На губах — неостывшая дрожьПоцелуя. И мама смеётся:Рай на первое слово похож.* * *Сны размалёваны страшными красками —Крымско-татарскими, крымско-татарскими…Ночь пробежала волчонком ошпаренным,Ты изменяешь мне с крымским татарином.Горькой полынью — а что ты хотела —
