- Оставь... у всякого свои обстоятельства.
Прибежал надзиратель, робкий, торопливый человек, с седенькой подстриженной бороденкой, добрым и ничтожным лицом. Он быстро всунулся в двери, крикнул: 'Господа, на экзамен!..' - и исчез, торопливо помахивая рукой.
- Ну-с, 'господа', - улыбнулся Васька Костров, вставая и потягиваясь, пойдем.
Все толпой вывалили в коридор и пошли на другой конец его, к актовому залу, где происходили экзамены.
Опять гнетущее чувство страха захватило Пашу Туманова с такой силой, что колени у него стали дрожать. Без всякой надобности он остановился у столика с водой и стал пить воду, показавшуюся ему удивительно невкусной.
- Скорее, скорее, господа! - подгонял гимназистов внезапно появившийся надзиратель, укоризненно качая головой и торопливо потирая худые пальцы.
В это время из дверей на другом конце коридора показались фигуры экзаменаторов, вышедших из учительской комнаты. На фоне освещенного окна и блестящего пола они появлялись одними темными силуэтами с болтающимися фалдами вицмундиров. Паша Туманов едва успел войти в зал и занять первое попавшееся на глаза свободное место, как они уже вошли, один за другим, и стали размещаться вокруг большого стола, покрытого красным, с золотой бахромой и кистями, сукном.
VI
Начался экзамен.
Это был обыкновенный экзамен средне-учебного заведения, - обычай, которого никак не могут совершенно оставить даже люди, признающие его бессмысленность. Педагоги, великолепно знавшие относительные знания и способности своих учеников, вызывали их к столу, задавали наудачу, согласно взятому на счастье билетику, несколько пустячных вопросов и притворялись, что ставят отметки именно по тому, как отвечают ученики, а не по давно сложившемуся у них мнению о том или другом ученике, которое было известно не только одному из них, но и всему педагогическому совету.
Пока вызывали других, по одному, то с начала, то с конца алфавита, Паша Туманов, напряженно и неудобно усевшись, тупо смотрел на учителей. По временам ему казалось, что необходимо еще что-то прочесть, просмотреть слабое место; но когда он судорожно переворачивал книгу и отыскивал то место, ему бросались в глаза тысячи строк, казавшихся совершенно незнакомыми, забытыми, и Паша бессильно бросал книгу, обливаясь холодным потом, а через секунду опять искал какое-то местечко.
Наконец вызвали с конца Ухина, а с начала Кострова.
- Василий Костров, - довольно тихо прочел директор.
- Костров Василий, - громко, с расстановкой повторил преподаватель.
Откуда-то из-за спины Паши Туманова выдвинулась фигура Васьки Кострова, и он прошел к столу.
Паша Туманов вздрогнул, встрепенулся и замер, облившись потом. Следующим должен был быть он.
Павел Туманов, сказал голос директора. Туманов Павел, так же громко повторил преподаватель.
Паша Туманов машинально встал, уронил книгу, хотел поднять, запутался и, не подняв книги, деревянными шахами пошел к столу. По дороге он столкнулся с возвращавшимся на свое место Васькой Костровым. Тог был красен, но, ничуть не смущаясь, глядел Паше в лицо и улыбался. Он провалился с треском.
Потом был период в несколько минут, когда Пашу Туманова что-то спрашивали, а он что-то отвечал и чувствовал, что отвечает чепуху, и даже хуже, чем мог бы; но он уже махнул рукой, чувствовал себя точно в безвоздушном пространстве и валил что попало, стараясь только остановить дрожащие коленки. Только под конец мысли у него немного прояснились, и на вопрос об обороте речи он совершенно правильно ответил:
- Ablativus absolutus.
- И это все, что вы знаете, - холодно произнес преподаватель и тут же, на глазах Паши Туманова, поставил ему единицу.
Все упало внутри Паши, и он едва не крикнул: 'Не надо!'
Преподаватель вопросительно посмотрел на директора; директор махнул рукой, серьезно взглянул поверх синих очков в лицо Паше Туманову и чуть-чуть качнул головой.
- Можете идти, - сказал преподаватель и, не глядя на Пашу, выкликнул: Полонский Митрофан.
Острое чувство страшной злобы сдавило Паше горло. Он машинально повернулся и вышел из зала, стараясь не смотреть на товарищей, провожавших его испуганными взглядами.
В коридоре он встретил Кострова и Дахневского уже в фуражках. Васька Костров его остановил.
- Ну что? - спросил он, ласково глядя на него своими темными глазами.
Паша Туманов хотел ответить, но у него задрожала нижняя челюсть, и он только махнул рукой.
- Тэк-с, - сказал Васька Костров.
Паша Туманов прошел мимо.
- Послушайте, Туманов! - крикнул ему Васька Костров.
Паша остановился.
- Если увидите моего pater'a {Отца (лат.)}, - он там у моста рыбу удит, - так скажите ему, что...
Васька Костров не договорил и махнул рукой, копируя Пашу, но придал этому жесту комический оттенок и засмеялся.
Дахневский засмеялся тоже.
- А вы сами... что же? спросил Паша.
- А мы с горя пойдем на бильярде партийку сыграем, - ответил Васька Костров, улыбаясь, и ушел.
Паша Туманов отыскал фуражку, вспомнил, что оставил в зале книгу, но махнул рукой и вышел на улицу.
VII
Яркий солнечный свет и грохот мостовой, смешанный с живыми голосами и неистовым чириканьем воробьев, ошеломили его и как будто ободрили. Но это был обман: сейчас же безнадежное горе охватило его и сжало с новой силой; он сам себе показался точно неживым, маленьким и ничтожным; сгорбился и пошел в тени под заборами. Ему казалось, что все по его лицу видят, что он провалился.
Он вышел на мост и сейчас же увидал старика Кострова.
Костров сидел на берегу и натягивал за ушки рыжий сапог, высоко подняв ногу и глядя на мост. Он заметил Пашу и весело кивнул ему головой.
Паша Туманов остановился и, глядя вниз, злорадно произнес, точно вымещая на нем свое горе:
- Вася провалился.
Старик быстро опустил ногу на песок, подумал и вдруг залился дребезжащим смехом, скривившим его большой беззубый рот. Паша Туманов глядел на него с удивлением.
- Вот, говорил же ему, - с веселой досадой сказал Костров, - говорил: провалишься ты со своим бильярдом!.. Так провалился? - с любопытством переспросил он.
- Провалился, - подтвердил Паша и зачем-то сошел с моста на берег. Заглянул в ведерко; там бились пять плотичек и бойкий красноперый окунек.
- Мало клюет, - пояснил Костров. - И с треском провалился?
- С треском.
- Ну вот... - утвердительно проговорил Костров. Он обвернул ногу портянкой, заворотил штанину и стал надевать другой сапог.
- Ну, а вы? - спросил он. Паша густо покраснел.
- Тоже? Гм...
Костров встал, взял ведерко, поднял удочку и сказал:
- Пойдемте... Вам куда?
Паше надо было идти прямо, но он почему-то не мог отстать от Кострова. Ему было легче в присутствии этого взрослого человека, так легко и просто относившегося к такому важному делу, которое сердило, волновало и мучило всех других людей. Поэтому Паша Туманов ответил:
- Я с вами пройдусь.
- Идем, - согласился Костров, снял шапку, поглядел вдоль реки, рябившей золотом на солнце, погладил лысину, опять надел шапку и повторил:
- Ну идемте...
Они пошли вдоль реки по мелкому влажному песку, по которому валялись мелкие круглячки и осколки
