Гладкова Людмила
Об истинном искусстве
Людмила Гладкова
Об истинном искусстве
По переписке Л. Н. Толстого с Ф. Ф. Тищенко
В феврале 1909 г. Л. Н. Толстой получил письмо от знакомого крестьянина-писателя.
Дорогой и глубокоуважаемый Лев Николаевич! 'Не могу молчать' - скажу Вашими словами. Душа так наболела, что хочется излить свою боль, негодование. Вчера был на выставке картин 'Золотое Руно', устроенной журналом того же названия. Вообще все выставки стараюсь посещать. Эту не хотел было видеть, так как по журналу знаю, какая это должна быть выставка. Но 'Русские Вед' накануне вчерашнего дня, то есть в субботу 7 февр, поместили статью о выставке как говорящей 'новое слово' в искусстве. Хотя я и заметил уже, что г. Эттингер ничего в живописи не понимает, так как у него, очевидно, свиное рыло и вкус свиной, при которых тыква предпочитается апельсинам, и хотя статья заключала одни общие похвалы, общие места и не внушала никакого доверия, но я пошел. Народа было много. Я забесновался с первой же картины и громко высказывал свое негодование. Многочисленная публика, привлеченная той же статьей 'Р В', поддерживала меня. Почти все взрослые люди и студенты, которые поумнее, негодуют и издеваются над выставкой. Но есть много молодежи, да и взрослые изредка попадаются, которые или смотрят с недоумением и не знают, хорошо ли это, как пишут в газетах, или дурно. Есть и такие молодые люди, котор прямо и горячо стоят за 'новое искусство', несмотря на все его безобразие: они, ничего не понимая, хвалят то, что им внушили. Особенно учащиеся наших художествен школ - училища живописи, ваяния и зодчества и школ частных, которые поглупее, стараются увлекаться и подражать 'новому' направлению. О, как это печально! Ведь все эти 150 картин - плод сознательного надувательства публики, плод самого наглого шарлатанства, как в литературе 'Красный смех' и 'Жизнь человека' - плод наглого и сознательного шарлатанства. Такие вещи могут производить или сумасшедшие, или подделывающиеся под сумасшествие. Для меня не составляет никакого труда разобрать, что больное, а что подделка под больное. Картины Врубеля - это картины больного. Когда я первый раз увидел (года 4-5 назад) его картину (это была картина 'Сирень'), я громко сказал на выставке: 'Эта картина наверное написана сумасшедшим. Зачем ее выставили? Патологическое творчество не может дать произведения искусства: оно дает только уродливое. Оно опасно и заразительно для здоровых'. Тогда же мне сказали (на выставке), ч Врубель действит сидит в психиатрич больнице. Я был польщен своей прозорливостью, так как до того не слышал даже о Врубеле. Эта прозорливость далась мне не даром: я сидел 1 год и 3 мес непрерывно в вологодской психиатрич тюрьме и изо дня в день изучал душу, быт и нервы больных, читал их 'Красные смехи', стихи вроде Бальмонтовских или Андр Белого и проч., видел рисунки, картины, читал проповеди больного попа. И я так насобачился по части психиатрии, ч чувствую себя безусловно авторитетнее всякого психиатра при распознавании произведений душевн больных от проделок симулянтов и шарлатанов. Не скажу, чтобы представители 'новой' литературы и 'нов' искусства были люди здоровые и только притворялись больными... Нет, они все немного, а иные и порядочно свихнувшиеся. Но никто так не хитрит, как душевнобольные. Заметив, что больное, уродливое в искусстве привлекает внимание публики как нечто странное, загадочное, быть может, поэтому и великое, они стали сознательно 'творить' 'Красные смехи' и т. д. Так, первые произведения Л. Андреева, вошедшие в первое изд 1-го тома рассказов, напр, его 'Бездна' и друг произведения - почти искренно больные. В них виден талант зачаточный, грубый и ни на грош искусства. Эти рассказы талантливы, безобразны и больны. Далее, особен с 'Василия Фивейского' и последующие вещи - это уже произведения истинно шарлатанские. Вы это знаете и молчите. Зачем молчите? Чтобы культивировать заразу в людях? Как смеете молчать Вы при поругании искусства, литературы, когда еще не так давно Вы поднимали руку на самого Господа Бога? Или Вы не понимаете вреда этого 'нового' направления? Писатели и художники творят читателей и зрителей по образу и подобию своему, как выразился один критик, уже умерший. Они научают публику чувствовать и мыслить, как мыслят сами. Сумасшедшие и шарлатанствующие писатели и художники вносят в умы и чувства своих читателей и зрителей такую же дезорганизацию и путаницу, какие у них самих, они культивируют сумасшествие, психоз и шарлатанство. А так как дурное и болезненное действуют заразительно на окружающих, то эти художники и писатели страшно вредны. Кроме того, отвлекая искусство и литературу и общество от здоровой деятельности, от здорового творчества, которое всегда отзывается на здоровые запросы духа и на вопросы действительной жизни, они служат на руку нашей реакции. Поэтому они еще больше вредны - и их, этих новых художников-шарлатанов, надо изгнать из храма искусства. Это можете сделать только Вы, так как только Вы обладаете достаточным авторитетом. Последний день выставки 'Золотое Руно' в воскресенье 15 февраля. В 5 час она закрывается. Ради Бога, тряхните стариной, приедьте, пройдитесь по выставке и скажите громко свое слово, чтобы Вас слышали все - и шарлатаны-художники, и публика, часто глупая, невежественная, как и художники, поклоняющаяся тому, во что не верит, и не знающая, во что ей верить. О, если бы у Вас хватило мужества поступить, как поступил Христос, взяв бич, изгнавший из храма торгашей! Боюсь, что у Вас такого мужества не хватит, так как Вы всегда слишком много думаете, как бы не сделать неловкого поступка, как бы не показаться народу смешным. Простите, но мне кажется, ч эта черта у Вас есть. А она не должна быть. Надо любить истину до самозабвения, надо взять бич и изгнать шарлатанов, громко крича на них, не боясь ни скандала, ни участка. Вы могли бы одним махом убить этих шарлатанов. Какое бы это было торжество правды! Как бы это было прекрасно!! Приедьте! Захватите В. Г. Черткова и еще кого-нибудь. Известите меня, ч Вы будете на выставке. Выставка помещается по Театральному проезду, в доме Хлудова, где центральные бани. Мой адрес: Москва, Б. Пресня, д. Щелокова, кв. 9. А в присутствен дни и часы (от 10 до 4) я в Гор Управе. Кланяюсь В. Г. Черткову.
Ф. Тищенко 1909 г., февр 12
На конверте этого письма Лев Николаевич написал: 'Без ответа'. Остался всего год до ухода Л. Н. Толстого из того мира, которому писатель сказал свое 'Не могу молчать'. Но XX век его не услышал - он уже стремительно несся к своим катастрофам... Начиная с 80-х годов прошлого века тема искусства неизменно занимала Толстого. О том, что есть искусство истинное, а что ложное, спорили в Ясной Поляне, размышлениями об этом изобилует переписка Л. Н. Толстого со Страховым, Гротом, Чертковым, Бирюковым... В этой связи представляет интерес переписка Л. Н. Толстого с начинающим писателем Федором Федоровичем Тищенко, крестьянином Харьковской губернии. Пишущие крестьяне часто обращались к Толстому за помощью и неизменно получали ее. Л. Н. Толстой выступал в переписке с ними как редактор, литературный критик, чуткий учитель. Мы привыкли, что, когда речь идет о последователях Толстого, имеются в виду толстовцы, разделявшие определенные взгляды писателя, но Тищенко и другие писатели-крестьяне называют Толстого отцом и дорогим учителем в благодарность за щедрость, с которой Толстой-художник раскрывает перед ними тонкости писательского искусства. Переписка с Тищенко продолжалась с 1886-го по 1909 г. Она непосредственно касается проблем искусства, художественного слова. Письма Толстого - их девять - известны по 90-томному собранию сочинений. Писем Тищенко - двадцать шесть, они хранятся в Отделе рукописей Государственного музея Л. Н. Толстого. Самая интенсивная переписка велась как раз в те годы, когда Толстой обдумывал и писал трактат об искусстве. В статье 'Об искусстве', написанной в 1889 г., писатель упоминает рассказ Тищенко 'Ржаной хлебушко калачу дедушка'. Он пишет, что для работы читал произведения известных писателей. 'И что же? - чтение романов и повестей Золя, Бурже, Гюисмана, Киплинга и других, с самыми задирающими сюжетами, ни одной минуты не тронуло меня... От рассказа же неизвестного автора о детях и цыплятах я не мог оторваться, потому что сразу заразился тем чувством, которое, очевидно, пережил, испытал и передал автор'. В переписке Толстого с Тищенко есть свой особый сюжет - с зачином, в котором молодой крестьянин, мечтающий писательским 'глаголом жечь сердца людей', почувствовал, говоря его словами, 'настоятельную потребность лично познакомиться с самыми крупными современными писателями и от них поучиться техническим приемам писания. Тургенев и Достоевский в то время уже давно умерли. Оставался один Л. Н. Толстой' (из воспоминаний Ф. Ф. Тищенко). Первое письмо Толстому Тищенко написал в январе 1886 г. Думается, начинающий писатель привлек внимание Толстого своей искренностью, а главное, тем, что он, двадцатисемилетний молодой человек, имевший жену и сына, не бросил крестьянского труда ради писательства, а продолжал работать на земле и жить в родной деревне. Тищенко рассказал о себе: 'Живу бедно в своем отцовском домике, в родной деревне, имею шесть десятин надельной крестьянской земли... В детстве я пас коров и лошадей своего отца и учился в сельской школе. Затем случайно попал в гимназию. Рано во мне появилась страсть к литературе... к стыду своему, я должен сознаться, что, будучи Вашим почитателем, я до сих пор, однако, не мог прочесть 'Войны и мира' и 'Анны Карениной' - это вещи дорогие, и я не встречал их в обращении между своими знакомыми'. Кстати, Тищенко не единственный, кто писал Толстому, что не читал его крупных романов. Как знать, может, такие
