Он медленно поднял голову и с мольбой посмотрел на меня.
- Откуда Колька, пацан одиннадцатилетний, мог это знать? Откуда?
Я молча пожал плечами.
Генетическая память? Я довольно смутно представлял себе, что такое генетическая память. Или все- таки всплывшее из подсознания в результате контузии воспоминание о прочитанной когда-то и позабытой книге? 'Критий', прочитанный полуграмотным хлопцем в довоенном украинском селе? Н-да...
Сосед еще раз вздохнул и, словно очнувшись, опять осмотрел мою комнату: стеллаж с книгами вдоль стены, стол у раскрытого окна и пищущую машинку на столе, и ворох бумаг около машинки.
- Диссертация? - Он с уважением кивнул в сторону стола, осторожно закрывая книгу. И встрепенулся внезапно. - А я-то вам мешаю!
- Нет, нет! - Теперь настала моя очередь смущаться от того, что писал я не диссертацию. - Так, сочиняю кое-что.
И был буквально пригвожден к креслу взволнованным глуховатым голосом, в котором сквозила надежда.
- Так напишите! Напишите все это, ну, то, что я вам рассказал. Напишите! Прочитают и, может быть, кто-нибудь и объяснит!
Он требовал и умолял, прижимая к груди третий том сочинений
Платона, в давние-предавние времена поведавшего людям красивую историю об Атлантиде, подбросившего миру загадку, пока еще не разгаданную, он с надеждой глядел на меня и я прекрасно понимал, что для человека нет ничего тяжелее столкновения с необъяснимым, нет ничего мучительнее тайны, которую невозможно раскрыть.
И я написал.
Кировоград, 1982.
