Кржижановский Сигизмунд Доминикович
Страна нетов
Сигизмунд Доминикович Кржижановский
Страна нетов
Объявившихся на службу великого государя почитать в естех, а протчих людишек писать нетами.
Из писцовой книги конца XVII в.
I
Я есть - есьм. И потому именно есьм, что принадлежу к великому Народу естей. Не могу не быть. Думаю, это достаточно понятно и популярно.
Но изъяснить вам, достопочтенные ести, как бытие терпит каких-то там нетов, как оно где-то, пусть на глухой окраине своей, на одной из захолустнейших планеток, дает возникнуть и разрастись странному мирку нетов, - это для меня будет чрезвычайно трудно. Однако Страна нетов - факт. Я сам был среди них и нижеизложенным свидетельствую правду моего заявления.
Один расфилософствовавшийся нет сказал: 'Бытие не может не быть, не превращаясь в небытие, а небытие не может быть, не становясь от этого бытием',- и это настолько справедливо, что трудно поверить, как нет, несуществующее существо, могло - десятком слов - так близко подойти к истине.
К делу: диковинная Страна нетов, которую довелось мне посетить,- это кажущаяся им, нетам, плоской сфера; над кажущейся плоскостью через равные промежутки времени, которое, как доказано наимудрейшими нетами, само по себе не существует, происходят кажущиеся восходы и заходы, на самом деле неподвижного относительно мирка нетов солнца, порождающего тени, которые то малы, то велики, то возникают, то никнут,- так что нельзя сказать с уверенностью, существует ли тенное тело или не существует. Правда, неты учат своих малых нетиков, что тени отбрасываются какими-то там вещами, но если рассудить здраво, то нельзя с точностью знать, отбрасываются ли тени вещами, вещи ли тенями - и не следует ли отбросить, как чистую мнимость, и их вещи, и их тени, и самих нетов с их мнимыми мнениями.
II
Неты живут кучно. Им всегда казалось и кажется, что из многих 'нет' всегда можно сделать одно 'да', что множество призраков дадут себя сгустить в плотное тело. Это, конечно, мысль безнадежная, чуть-чуть даже глупая, и опыты с такой мыслью наперед обречены на неудачи, но из этих-то длительных и упрямых, опрокидываемых бытием и вновь тщащихся попыток быть и состоит их так называемая жизнь.
Отсюда - их любовь, их общество, их религия.
Любовь - это когда нет влечется к нете, не зная, что неты нету. Страстное незнание это длится, в зависимости от сцепления случайностей, миги, минуты, месяцы, а то и дольше; кстати, любят они друг друга обычно в темноте, и, может быть, только в эти редкие миги мнимые существа из Страны нетов искренни, признавая, что и при свете они видимы не лучше, чем в темноте.
Веснами, когда в их мирке расцветают, дурманя нетов, их никлые травы и нетовые цветы, когда и у нас, великого Народа естей, явь оборачивается сном, сон просыпается явью,- и им, мнимым, мнится, что и им доступна любовь. И как ветер спутывает стебли трав, так весенний порыв, перепутывая 'я' с 'я', заставляет и их обменяться тем, чего не имеют: телами и душами; и только когда отвеет вихрь, когда осыплется лепестками весна, видят неты: а ведь ничего не было.
III
Ученые неты, уединяясь по кельям,, целыми годами доказывают - при помощи букв - себе и другим, что они суть; это излюбленная тема их трактатов и диссертаций; буквы им послушны, но истина всегда говорит нету: нет.
Казалось бы, вместо того, чтобы доказывать себе себя, сучить мысли о жизни, гораздо проще - жить; казалось бы, закончившему первый том 'Этики' вместо того, чтобы приняться за второй том 'Этики', проще и нужнее свершить хоть один этический поступок. Но нет: окружив себя книжным шелестом, выгнув деревянные доски полок грудами букв, нет доказывает себе себя. Время, дергаясь острыми стрелами на их циферблатах, кружит и кружит; и как подчас ни остры нетовые мысли - они умеют лишь кружить вокруг себя самих. Так или иначе, смена событий в голове нета такова: сперва душа, потом кусок мертвой ткани, потом гниющая труха, потом, если глянуть сквозь черные отсмотревшие глазницы черепа, обыкновеннейшее ничто: нет сведен на нет.
Один искусник нет начинал так: 'Мыслю, следовательно, существую'. Но ведь не существование следствие мысли - мысль следствие существования. И так как даже нетовская логика строго воспрещает умозаключение от бытия следствия к бытию основания, то, выводя свое существование из своей мысли, неты сами себе себя самих запрещают всеми -ми своих же логик. Притом многие ли из нетов мыслят? Одиночные мыслители, кучка кой-каких думалыциков... И все. Больше не припомню. Остальные, значит, не только не существуют, но даже и не мыслят. Ученые неты, отгородившись стенками келий и страницами книг от мира, делят обычно свое все на 'я' и 'не я'. Таким образом, для нета А и нета Б, рассаженных по разным кельям,- для А - Б 'не я', для Б - 'не я' А. То есть и тот и другой для кого-то всегда остается в 'не я'. Этим постоянным 'кто-то' (даже их мудрецы этого не подозревают) был я, есть, свершающий свое путешествие по путям их страны.
Надо признать: среди философствующих нетов иным удавалось силою догадки подняться до нетствующей философии. В их смутных, как зимний брезг их рассветов, измыслах порою мне удавалось угадать вечную, все страны и миры объемлющую Правду. У иных из них была великая отвага, решимость на необычайное: рассеять себя самого силою своей же мысли. Так, один мудрый нет, уйдя из мира мнимостей в малую и тихую келью, долгие годы одиноко мыслил, не открывая даже створ окна в так называемый 'внешний мир'; и отвык от мира, как бы отделившись от него чувствилищем и мышлением. Однажды, случайно подойдя к подоконнику, он вспомнил о том заоконном мире и потянул за шнурок штору. Каково же было удивление нета, когда там, за окном, он не увидал никакого мира, точно весь мир, сверкающий звездами и солнцами, одетый в зелень и лазурь, куда-то отвалился от окна, отклеился от его стекол, как дешевая картинка, прилепленная снаружи и отмытая дождем. Ученый, зажав в руке шнурок, долго глядел в зияющую тьму. Не было никакого сомнения: это было ничто, обыкновеннейшее ничто. Ученый освободил шнурок штора, прошелестев, упала. Подойдя к столу, он начал работу над своим ставшим впоследствии знаменитым трактатом о том, что внешний мир - это просто скверная привычка так называемой нервной системы.
Правда, злые языки утверждали: якобы факт, легший в основу трактата, легко объясним - окно было снаружи прикрыто ставнем, и философ, подняв штору, не учел по рассеянности этого обстоятельства: простую деревянную, выкрашенную в черное ставню он принял за внешний мир и поспешно сделал свои выводы. Бывает.
Другой мудрец, наблюдая кружение часовых стрелок своего карманного хронометра, глубокомысленно подметил, что они хоть и движутся непрестанно, но никуда из кармана не уходят. Остальное в его системе было простой аналогией.
Но это - отдельные случаи. Вообще же, как уже упоминалось, неты, возникнув в бытии вследствие какого-то непостижимого просмотра или ошибки, естественно должны бояться и боятся истины, так как истина есть нечто, по самой своей сути их, нетов, отменяющее. И хотя в своих книгах они льстят этому слову, но на самом деле нетам невыгодно искать истину, и они спасаются в тайне. Их религия, например,- это довольно сложный лабиринт тайн или таинств, как они их именуют, в которых они что-то таят сами от себя, искусно упражняясь в удивительном умении не знать, порою достигая в нем поразительного мастерства. Священные книги нетов сообщают, что мир сделан из ничего. Это правда: при изучении их мира везде и через все явственно проступает тот странный материал, из которого он создан - ничто. То там, то тут отысканы мною при просмотре их книг проруби в истину, постепенно затянувшиеся у нетов словами и софизмами. Например, в их Книге Бытия сказано, что прародители нетов вкусили от древа познания, но от древа жизни не вкушали.
Здесь я должен ознакомить вас, достопочтенные ести, с чуждым нам, специально нетовским понятием - смерть. Хотя нетам и удается подчас с чрезвычайной натуральностью притворяться существующими, но рано ли, поздно ли неизменно происходит раскрытие обмана, и это-то у них и называется 'смерть'. Нет, о котором сегодня еще говорили невероятное: 'Нет есть',внезапно слабеет, обездвиживается, бросает игру в жизнь и перестает быть: истина вступает в свои права. Правда, неразоблаченные пока неты, собравшись вокруг так называемой могилы уличенного смертью нета, поют что-то о 'вечной памяти', говорят над ямой о бессмертии души и т. д., но и говорящие, и слушающие этому не верят: 'вечная память' бывает у них обыкновенно в несколько оборотов стрелки по циферблату; иные, впрочем, особенно честолюбивые, цепляются за 'бессмертное имя', но из-за нескольких букв, которые называются у них именем, и спорить нет надобности.
Так или иначе, но смерти неты не любят: она тревожит их совесть, портит им их игру в кажимости и
